Хозяйка Айфорд-мэнор

— Столько дней ожидания, — сказала она, — столько волнений, и вот ты у нас на руках. — Она глянула на Аделию. — Жаль, это не девочка, — вздохнула она. — Мы бы назвали ее Абигейл. Как нашу дочь…

У Аделии сердце на куски разрывалось, казалось, вот-вот и в груди станет пусто, как в старом, заброшенном доме, лишенном хозяев. И ветер пройдет сквозняком по венам с истаявшей кровью… И сама она рассыплется в прах.

— Умоляю, — взмолилась она, — умоляю. То, что сделал мой муж, просто ужасно, но этот ребенок… и я… разве мы виноваты в случившемся?! Разве дети несут наказание за отцовский грех?

Но вместо ответа мужчина открыл дубовый сундук и так просто, словно сам его туда положил, вытащил из-под вороха ткани зеленое платье, однажды положенное ей на кровать, и прижал к себе.

Аделия, лишь бы не дать им уйти, поспешно сказала:

— Это платье вашей дочери, Абигейл, я знаю об этом. Зачем… зачем вы отдали его мне? И зачем пугали той страшной куклой?

Мужчина поглядел на жену, укачивающую ребенка и, казалось, отрешившуюся от реальности, произнес:

— Поначалу мы хотели забрать только Лору, маленькую наследницу Шерманов, забрать, вырастить ее словно дочь, но со временем передумали: девочка слишком большая, избалованная отцом и прислугой. А вот едва увидевший свет младенец — дело совершенно другое… И план, по которому вы должны были скинуть младенца, пришлось изменить. Мы перестали запугивать вас, госпожа Айфорд, и сосредоточили внимание на Шерманах… Мария, устроилась в их дом прислугой и делала так, чтобы старший Шерман трясся от страха: письма с угрозами, убитые птицы, подрезанная подпруга… Мы делали все, чтобы он боялся собственной тени. — Мужчина на мгновение улыбнулся воспоминанию и в следующий миг покачал головой: — Но мы не могли и представить, что младший Шерман останется жив после нападения на дороге, да еще и окажется в вашем мэноре в виде слуги. И в какой-то момент догадались, что вы знаете об угрозе больше, чем мы полагали…

— Нам помогло узнать о причинах происходящего это самое платье, — сказала Аделия. — В то время, когда мы были в Уоппинге, его узнала подруга вашей дочери, Сара, и рассказала о событиях прошлой осени.

Мужчина кивнул:

— Сара — славная девочка, они с Аби были очень близки.

— Она хорошо отзывалась о вас.

— Когда-то и мы были добрыми христианами, — согласился ее собеседник, — но это еще до того, как приспешники дьявола лишили нас с женою всего: семьи, будущего, хоть какой-нибудь цели, кроме одной — найти и ответить этим дьяволам тем же. Забрать у них самое ценное. — И велел: — Если вам дорога жизнь ребенка, не смейте преследовать нас. Нам с женой терять нечего!

— Кроме бессмертной души, — вскричала Аделия. — Умоляю вас, не губите себя и младенца ради мести. Оставьте его и уходите, никто не станет преследовать вас. Клянусь честью госпожи Айфорд-мэнор!

Но женщина только крепче прижала к себе малыша.

— Стив, — сказала она, — нам пора уходить.

Мужчина кивнул и отступил к двери, прикрывая супругу с ребенком. Они отперли дверь, и в лицо им ударил смрад горящего дерева. Заслонившись рукой, они вышли и заперли дверь на замок.

Аделия зарычала, как раненая волчица, у которой вырвали сердце.

Коллум как раз отпирал крохотное окно под стропилами крыши и слышал этот полный боли и отчаянья крик. Он напрягся, приподнимая заржавевший запор, и тот поддался, открывая обзор на покатый скат крыши, такой гладкий, что на нем вряд ли можно было удержаться ногами, но выбора не было: дым просачивался сквозь дверь, заполняя чердак едкой гарью.

— Я попробую выбраться, следуй за мной, — сказал он Айфорду, забившемуся в самый угол и зажимавшему нос платком.

Тот скептически глянул в окно через плечо Коллума и скривился.

— Ну уж нет, — бросил он саркастически, — я туда не полезу. Хочется ломать шею — милости просим!

Даже сквозь забивавший нос запах гари Коллум Шерман различал зловоние его страха и паники, что, однако, не сделало его хоть на йоту смелее.

— Я попытаюсь выбраться и прислать сюда помощь, — сказал он, подтягиваясь на руках и легко направляя тело вперед сквозь оконную раму. Свежий воздух на миг вскружил ему голову, заставляя закашляться, а после скользнуть с неведомым прежде проворством вдоль конька крыши на вытянутых руках. Подобравшись к печной трубе, Коллум разжал онемевшие пальцы и соскользнул к ее основанию, там, держась за неровный облицовочный камень, он подобрался к карнизу и — о чудо! — сумел ухватиться за лиану плюща. Спуститься по ней оказалось делом доли секунды, и вот он уже бежит вдоль фасада к главному входу…

Он видел языки пламени в окнах третьего этажа, слышал крики людей и думал лишь об одном: об Аделии, которую должен спасти. Об Аделии и ребенке, запертых в полыхающем доме. Он как раз выскочил из-за угла, когда всадник, в котором он узнал дознавателя, въехал во двор, с трудом осаждая быстро погоняемое животное. Тот соскочил на ходу, с ужасом глядя на полыхавшее здание, и закричал:

— Что здесь случилось? Где сестра и ребенок?