Хозяйка болот

У меня на миг перехватывает дыхание. Она говорит о папе… в настоящем времени. Мама не просто спутала годы, но и нарушила неписаное семейное правило: никогда не упоминать об отце. «Живого места не оставит?» Так бы выразился он, не она.

Мать открывает здоровой рукой дверь ванной.

– Сейчас волосы поправлю, и пойдем. – Она хлопает створкой сильнее, чем нужно.

На кровати стоит открытый чемодан, содержимое будто ложкой перемешали. Мама собиралась домой, но я возвращаю все обратно, вешаю блузу в спартанский шкаф, складываю и распределяю прочие вещи по ящикам комода. И уже хочу закрыть пустой чемодан и убрать его под кровать, но вижу в эластичном боковом кармане клочок розовой бумаги и достаю его.

Дорогая Рут,

мне нужно кое-что сказать тебе о смерти Бойда.

Бойда, нашего отца, который не попал в рай. Перескакиваю к подписи. Генриетта. Еще раз читаю первую строчку, вглядываюсь в кудрявый почерк.

Пошли слухи… Я тогда не могла тебе сказать…

Мама выходит из ванной; я прячу записку в задний карман джинсов, а сама ногой запихиваю чемодан под кровать.

– В этом заведении ни единой ватной палочки не сыщешь! – жалуется мать.

– О, давай я принесу.

Выбегаю за дверь, пока мама не вспомнила о своем намерении вернуться домой. Аптека всего в трех кварталах отсюда – в полутора, если срезать через парк, – а по пути можно прочитать записку. Стеклянная дверь отъезжает в сторону, я выхожу на жару и едва не врезаюсь в высокого, крепкого мужчину.

– Ну привет, Лони Мэй.

Упираюсь взглядом в обтянутую униформой рыбоохраны грудь, и сердце бьется чаще. Поднимаю голову и смотрю в лицо мужчине. Он на год или два старше мамы, но волосы еще темные, да и в принципе на свой возраст не выглядит. На лице мужчины расплывается широкая сияющая улыбка.

– Капитан Шаппель! – Я обнимаю старого знакомого. – Ой. Простите. Вы меня врасплох застали. Никто не звал меня Лони Мэй с тех пор… как папа…

– Понимаю. – Он молчит. – И меня не отпускает утрата Бойда, сколько бы лет ни прошло.

Звук папиного имени словно резкий сигнал машины. Во время своих кратких визитов домой я редко пересекалась с приятелями отца.

– Куда идешь? – спрашивает Шаппель. – Я собирался навестить твою маму, но пройдусь с тобой немного. – Мы вместе спускаемся по бетонному пандусу. – Слыхал, ты на север перебралась.

Я вкратце рассказываю о Вашингтоне и институте, а сама разглядываю бывшего папиного начальника. А он до сих пор крепкий, и осанка прямая.

Отец однажды сказал, что доверил бы Шаппелю собственную жизнь.

– Ребятишки есть? – вдруг спрашивает капитан.

Солнце светит ему в спину, и я щурюсь.

– Простите?

– Ну, дочки-сыночки?

– А, нет, сэр.

– Замуж вышла?

– Нет, сэр. Пока нет.

– И тебе по душе этот твой Вашингтон?

– Да, сэр.

«Да, сэр. Нет, сэр». Говорю как ребенок. Только теперь к южным манерам добавился флоридский акцент.

– Жаль, что с твоей мамой такое, – замечает он. – Только я подумал, что возраст нас не догонит.

– Ну уж вас-то не догнал.

– А я его отпугиваю, каждый день в спортзал хожу! – Капитан шлет мне свою обаятельную улыбку.

Прихожу в себя и вспоминаю, чему учила меня мать: «Спроси у него, как его дела».

– Эм… а как ваши дети?

– Гм. – Шаппель опускает взгляд. – От Шари новостей особо нет. Уехала в Алабаму. А Стиви… – Он сглатывает. – Стиви погиб… авария… в январе еще… – Капитан останавливается и сжимает губы.

Зараза, ну конечно, я об этом слышала – лобовое столкновение, Стиви только что вышел из реабилитационного центра, его машина летела по встречке.

– О нет. Мне так жаль.

Шаппель делает вдох, пытается совладать с собой.

– Остался я один в доме, – говорит он глухо. – После работы тягаю железо, чтобы не раскисать, а потом дотемна вожусь во дворе. – Его лицо чуть светлеет. – Не хочешь посмотреть мой сад? Твоя мама всегда растения любила. И ты помнишь, где я живу.

– Да, сэр, помню. – Ну вот опять. Малышка Лони отвечает взрослому дяде. Во Флориде со мной вечно так.

– Тогда заглядывай, слышишь? Лучше всего в понедельник. Понедельник у меня теперь выходной – гибкий график, знаешь ли. – Он указывает на меня пальцем. – Так когда ты придешь?

– Эм… в понедельник?

– Молодец.

Мы подходим к аптеке, и он смотрит на часы.

– Ладно, расстанемся здесь, пойду навещу твою маму. Если я уйду от нее до того, как ты вернешься, увидимся в понедельник, хорошо? – Шаппель уходит, а я покачиваюсь, точно лодка в оставленном на воде следе.

Открываю стеклянную дверь аптеки с выцветшей наклейкой – пингвин в окружении сосулек. «Здесь ХОЛОДНО», – гласит она, напоминая о временах, когда кондиционеры были редким чудом. Я покупаю маме ватные палочки, расплачиваюсь и ухожу. Снова стою под неумолимым солнечным светом, сжимая упаковку так сильно, что пластик прогибается. Ненавижу возвращаться домой. Каким бы коротким ни был визит, это место всегда напоминает мне об отце.