— Многие пострадали, — пояснил Гирп, поймав мой недоумевающий взгляд. — А мой дом укреплен магически, и я дозволяю хранить здесь вещи, боеприпасы и магические артефакты.
— Магические артефакты? — спросила раньше, чем подумала.
Спросила и вдруг поняла, что краснею, как неуч у доски.
Мама до самой моей смерти шутила, что из всех рефлексов я унаследовала только базовый хватательный, а моим первым словом было «дай». К сожалению, это не было материнским кокетством и умилением хваткой доченькой. Я родилась при советской власти, и моя торгашеская натура было богопротивна интеллигентной до мозга кости семье.
Начиная с младых ногтей я проявляла качества капиталиста. Самосвал Петеньки из пятой квартиры обменивала на прыгалки и мяч. Я бы и деревянный меч в аренду взяла, да мать заметила. В школе делала домашку убогим в обмен на жвачку и вкладыши, а когда начались уроки труда, отчетливо поняла, что скоро озолочусь.
Свои первые джинсы шила, не имея ни малейшего представления о выкройке. Просто распорола старые спортивные штаны, убрала припуск и взялась за дело. Улики я тщательно уничтожала до прихода родителей с работы. А когда штаны были успешно реализованы, поспешила задобрить родителей, накупив всякой вкуснятины.
К концу школы я обшивала весь наш двор и четыре соседних. Ко мне шли с любым сложным заказом. Я не отказывала никому.
Наверное, это покажется смешным, но это было не ради денег. Впереди стояла наглухо закрытая дверь в светлое будущее, и я страстно желала ее открыть. К сожалению, к ней подходил только золотой ключик.
Вот и сейчас.
В груди еще горело запоздалым ужасом, от испытанного шока тело накрыла слабость, за тонкой стенкой этого дома царили война и ненависть, а я все туда же, выгоду ищу.
Может, мама была права, и бог создал меня чудовищем, логарифмом в человеческой плоти?
— Можете взглянуть, — после паузы разрешил старик Гирп. — А я пока распоряжусь подготовить для вас покои. Только осторожнее, в этом же ящике товары из магической лавки, не разбейте, вейра Леяш.
— Бельх, — поправила сухо. — Я неудачно замуж вышла, не обращайте внимания.
Бедный старик Гирп выпучил глаза, а бабулька, семенившая за ним, окинула меня цепким, насмешливым взглядом.
— Если вы предоставите покои на еще одного человека, буду крайне признательна, — попросила, пересилив себя. — Со мной находится раненый, будет лучше, если я сама буду за ним приглядывать.
Когда они ушли, заставила себя присесть около ящика с артефактами, активируя маленький неяркий огонек, выполняющий роль освещения. Потом опять поднялась. Не могу я. Зашла в чужой дом и тут же пристроилась чужие заначки пересчитывать. Даже уши от стыда горят.
«Сядь, — жестко сообщил паучок, — Верхний ряд, фиолетовый флакон, возьми один».
Он процокал хитиновыми лапками к ящику и проткнул одной из них крышку, открывая переливающиеся всеми цветами флаконы. Рука, не успев посоветоваться с главным процессором, который моя голова, тут же сцапала флакон, изящно запрятав тот в кармашек платья.
Вовремя. Едва я вынула руку из кармана, в комнату вошел давешний драконир, которого Гирп представил, как вейра Леро Левеша. Он был старшим сыном вассального клана Леяш. Его родителей казнили вместе с моими родными. Старшего Левеша пощадили, лишь потому что он учился в военном пансионе под покровительством Варх-Винзо. Кажется на его попечении остались две малолетние сестры.
— Что это? — показала Левешу другой фиолетовый флакон.
Против воли в голосе проснулось любопытство.
Тот хмуро взглянул и поморщился:
— Поставьте обратно, опасная вещь. Мы называем его Забвение, он забирает память, и обращаться с ним верно не умеет никто, кроме Леяш, а Леяш мертвы. Одна ты, неученая, осталась.
С веселой злобой уставился мне в лицо, провоцируя на конфликт, но меня мало интересовали его эмоции. В памяти возилось что-то глубокое, темное. Кажется, Эйвери знала о Забвении, но вот что именно знала?
Ай, ладно. Потом разберусь.
— А этот от чего? А еще вон тот, зеленый?
Потом были розовый флакон, белый и золотистая финтифлюшка в виде небольшого шара. К концу моих расспросов, Левеш меня ненавидел, и когда нас позвали к столу, сбежал первым.
Я же шла неспешно.
Паучок ныкался по темным углам, но мне было его прекрасно слышно.
«Рассказывай, зачем нам флакон?» — даже про себя понизила голос, чувствуя себя опасным криминальным элементом.
«Не знаю, — лениво ответил паучок. — Зачем-то».
Я едва не заплакала от злости.
«А зачем он нам тогда?! Я его украла, рискуя жизнью и белой, как снег, репутацией!»
Ну или почти белой. После всего, что я сегодня узнала о Леяш, говорить о репутации было неловко.
«Не знаю, — стоял паучище на своем. — Пусть лежит, он тебе, что, мешает?»
Паучок по мере развития все больше напоминал моего учителя-мучителя. Тот тоже любил приговаривать: «А пусть себе лежат, коль есть не просит».
Прежде чем садиться за стол, я распорядилась занести из кареты раненого генерала, аккуратно прикрыв ему лицо, чтобы не шокировать окружающих. Рядом шустро бегал мой паучок, перетягивая внимания на себя, и операция по сохранению тайны личности генерала прошла успешно.