Хозяйка города Роз

— Нет. Когда? Меня даже в стране не было, — отвечаю я, всё же умалчивая о нашем разговоре в её рабочем кабинете. Она сама ничего не сказала Марку. Не нажаловалась. Значит, и я промолчу.

— Она совсем сегодня на себя не похожа, — произносит Марк. — Может, ещё Костя ей дома нервы треплет.

Всё остальное время говорим о Еве. Вспоминаем что-то хорошее. Снова выпиваем. Марк достаёт телефон и звонит. Он не говорит кому, но я догадываюсь, что Эле. Она не отвечает. И через полчаса тоже. Но, вскоре, на его телефон перезванивают. Я узнаю громкий и возбуждённый голос Артёма.

— А мама рядом? Я звоню, но она трубку не берёт, — жалуется мой сын.

— А ты где? И зачем тебе мама? — спрашивает Марк.

— Дома. Где же мне ещё быть?! Хочу на улицу, но бабушка не пускает, говорит, что там мокро и я простыну. Но мне же не шесть лет! Вот когда вернётся мама, пусть она мне и разрешает. Но церковь давно закрылась, а мамы нет! — поясняет Артём.

— Мы с мамой и Артуром решили поужинать, помянуть твоего дедушку и родных Артура, — медленно произносит Марк. — Артём. На улице, правда, мокро. Побудь сегодня дома. Так нужно. Хорошо?

— Хорошо, — ворчит сын.

Марк отключается и произносит то, что я уже понял:

— Эля не вернулась домой. Как она могла не вернуться, если при нас она зашла во двор?

С его последними словами в окно вновь начинает стучать ливень. И мы оба думаем о её платье с открытыми плечами.

Марек пытается отследить её телефон по геолакации, но у Элины она выключена.

Я достаю свой телефон. Он у меня не просто дорогой, а с многими дополнительными функциями и наворотами. В него закачано несколько полезных программ. Так, на всякий случай.

— Я могу подключиться к городским камерам, — сообщаю другу. — Во дворе Эли установлены камеры?

— Да. В Фариново они по всей улице есть. Там на каждый метр несколько штук, — Марк диктует точный адрес.

Через пару минут мы наблюдаем, как девушка садится в такси. Вскоре после нашего отъезда. Я могу проследить его маршрут. Машина делает одну остановку возле супермаркета и проехав почти через весь город, сворачивает в район Роз. За церковью, где мы сегодня были, последний оживлённый перекрёсток. Именно там городская камера фиксирует нужную нам машину в последний раз.

Мы вызываем такси и оплачиваем счёт. Пока едем, Марк спрашивает:

— Сколько она там находится?

Я сверяю время.

— Четыре часа. Дождь льёт весь последний час.

Марк молча ругается. На воротах горит кнопка включённой сигнализации. Я проверяю. Когда мы уходили неделю назад, специально загнул ветку. Если кто будет открывать, тонкая ветка изменит положение. Но моя метка на месте.

— Марк, подожди, — останавливаю друга, когда тот собирается снять сигнализацию своим чипом. — Эля сюда не заходила.

— Но такси ехало сюда, — возражает Добровольский. — Если бы Эля вернулась на кладбище, то это совсем в другую сторону.

— А если она зашла через наш двор? — тихо произношу я.

Мы возвращаемся на несколько метров назад. Я отмечаю, что участок, где когда-то стоял наш дом, обнесён новым забором. Над ним склонились ветви знакомой с детства яблони.

— Что там? — спрашиваю, не в силах отворить калитку.

— Розы. Всё, что осталось от дома экскаватор зарыл в землю. Но участок по-прежнему принадлежит тебе. Эля платит налоги за участок и остальные платежи, — поясняет Марк. — Но сигнализации здесь нет. Если не уверен, что хочешь входить, оставайся на дороге. Я сам посмотрю.

Мы оба уже полностью промокли под летним ливнем. А Эля под ним уже больше часа.

— Участок большой, ты будешь долго смотреть. Я справлюсь, — протягиваю руку и отворяю калитку.

Нахожу её первым. В глубине, возле забора, который разделяет наши участка. Она лежит прямо на земле, поджав под себя ноги. А по открытым плечам хлещет дождь.

— Марк, — кричу я, потому что не могу найти пульс. Лихорадочно ощупываю её лицо, руки, плечи. Всё ледяное. Дождевые капли стекают по бледной коже не оставляя следов. Если… если… если мы опоздали… Я просто не переживу. Я не могу потерять ещё и её. Мою девочку. Мать моего сына. Часть себя.

Пытаюсь стянуть тяжёлое платье, чтобы осмотреть её, но не могу понять, где оно застёгивается. Мои руки лихорадочно мечутся по её телу.

— Эля, Элечка, девочка моя, — шепчу я, став перед ней на колени. — Посмотри на меня.

Но она не смотрит. Ни одного движения.

Марк падает на колени рядом со мной.

— Марек… пульс… нет пульса…, - бормочу я.

Дрожащими руками Добровольский касается её шеи, прижимает пальцы к впадинке на горле.

— Есть пульс. На запястье не всегда прощупывается, — облегчённо выдыхает он и на несколько секунд прикрывает глаза.

— Что с ней? Она без сознания?

— Замёрзла. Температура тела слишком низкая, — Марк достаёт из травы начатую бутылку рома. — Выпила немного. Нужно быстро её согреть.

— Может, «Скорую»? — настаиваю я. — Там врачи…

— И что они сделают? Подключат к аппарату и будут ждать. Ну, меня позовут, — морщится Добровольский и поднимает девушку на руки. — Пошли в дом. Возьми её сумочку, там ключи.

— Лучше я понесу. Ты же раньше отключал здесь сигнализацию, справишься быстрее.