Хозяйка истории

Тревожный май 72-го. — Предчувствие глобальной проверки. — Москва ждет Никсона. — Кто спустит курок? — Выстрел по ту сторону океана. — Мои меры предосторожности

В середине мая 1972 года после недельной вынужденной абстиненции, вызванной командировкой в Евпаторию для проверки готовности южной лаборатории к летнему сезону, я, слегка отдохнувший, возвратился в Москву.

Думал снова уйти с головою в работу.

Похоже, однако, моему энтузиазму был положен предел.

Что-то на службе случилось. Что-то произошло нехорошее. Я это сразу почувствовал, стоило мне только миновать последний пост. Навстречу по коридору шел капитан А. Ф. Дегтярев из второго подразделения. Увидев меня, он вдруг ускорил шаг, как-то неуклюже, прямо-таки отвернувшись почему-то в сторону, невнятно поздоровался со мной и прошел торопливо мимо, даже не задав ни одного вопроса, хотя бы и для приличия. А ведь я все-таки возвратился с юга. Посвежевший и загорелый!..

Был понедельник, но все исследования отменялись ввиду профилактической проверки оборудования. Такого по понедельникам никогда не было.

Сослуживцы встретили меня на редкость сдержанно — разговор не клеился, рассказ мой слушался без внимания или не слушался вовсе, и по некоторым проявлениям групповой тревоги я понял, что проверка, пожалуй, угрожает не приборам, а нам.

Коллективное беспокойство, как и все на Земле, имеет причину. А есть еще первопричина. В нашем случае это: ошибка, срыв или даже провал.

Что же именно?

Срыв?.. Ошибка?.. Провал?..

О предательстве я боялся подумать.

Терялся в догадках. На мои осторожные, продуманные и взвешенные вопросы никто не ответил прямо.

Рабочий день худо-бедно прошел. Майор Веденеев предложил подкинуть до дома. Он владел «жигулями» первой модели, прозванной позже в народе «копейкой», что, по-моему, несправедливо — ручная сборка и фиатовский карбюратор, импортируемый из Италии, уверенно давали фору всем последующим моделям этого автомобильного семейства. «Копейка», отнюдь тогда не дешевая, трогалась резво с места, как бы шутя, легко набирала скорость, она была фавориткой наших дорог, еще не испытавших на себе нашествия иномарок, на ней лежал, сказал бы я, если можно так выразиться, «веселый отсвет зари социализма развитого», как написал один полудиссидентский поэт совсем по другому случаю.

Вопреки моему ожиданию, майор Веденеев всю дорогу молчал, даже когда я с ним разговаривал, и, лишь когда пересекли Садовое кольцо, произнес негромко и неожиданно:

— По-моему, у него будут проблемы.

«У него» — это у Никсона. Я понял сразу.

22 мая президент США Ричард Никсон должен был прилететь в Москву. Ожидалось, что будут подписаны Договор об ограничении противоракетной обороны, Основы взаимоотношений и другие важнейшие документы. Москва готовилась к встрече. Ремонтировались дороги, подкрашивались фасады домов, мылись окна. Дефицитные в то время продукты (зато относительно недорогие) должны были появиться в роскошном изобилии на витринах продовольственных магазинов по ходу движения бронированного автомобиля, сопровождаемого почетным эскортом. Даже продавщицы мороженого — одним словом, мороженщицы, не знаю, как это переведут на английский: мо-ро-жен-щи-цы — получили новые элегантные фартуки и нарочно сшитые к «американским дням» шапочки невиданного фасона.

Никакими «представителями общественности» — с флажками или без — наш Отдел, понятно, не занимался. У нас были свои задачи.

— А ведь будут проблемы, — повторил Веденеев.

Мы ехали по Новослободской. Он вез меня дальним, слишком дальним путем, значит, хотел сказать очень и очень важное.

Вот уже больше недели по Москве распространялся нехороший слух о готовящемся покушении на Ричарда Никсона. Пожалуй, я написал не вполне удачную фразу. Слово «покушение» для данного случая излишне содержательно. Но и глагол «распространялся», признаю, не очень уместен. Как и само слово «слух»… Качественно это было нечто иное. Возникая в каждой отдельно взятой голове, оно складывалось в общее мнение представителей всех социальных слоев. «А что, если вдруг?» — думалось многим само собой и не в последнюю очередь представителям наших структур, включая майора Веденеева и не исключая меня, хотя, с другой стороны, кому, как не нам с майором, отлично известно, что само собой никогда и ничего не думается?

Насколько я осведомлен сейчас, никаких неблагоприятных оперативных данных по вопросу безопасности Ричарда Никсона в адрес за нее ответственных не поступало; но настолько же я этого не знал тогда, будучи привлеченным к отдельному направлению научно-поисковых работ и будучи всецело ему отдающимся. Не сообщила ли Е. В. Ковалева чего-нибудь экстраординарного? — думали мы и почти скороговорочно задавались трудновразумительным для посторонних вопросом: не напророчествовала ли? — и вопрос не был праздным. То, что с января В. Ю. Волков прорабатывал через жену американскую тему, мы знали наверняка. Иного и быть не могло: в США лихорадочно готовились к новым выборам.