Вернулась в хибарку. Платье мое подсохло и, к моему ужасу, село. Кое-как натянув его, я убедилась, что ворот теперь не застегивается у горла, и рукава стали короче почти на четверть.
Аватар с совершенно излишней педантичностью отобразил изменения в одежде. Хуже было бы только зеркало. Со стены теперь на меня смотрела не девушка, а какая-то худая птичка, с торчащими косточками запястий и щиколоток и тонкой шейкой. В незастегнутом вороте стали видны выпирающие ключицы и впадинки над ними.
Вид болезненный, голодный и беззащитный. Посмотрим, как на это отреагируют остальные.
Платок занял положенное место на голове. Всё же женщины с непокрытой головой здесь не ходят: или платок, или шляпа, или сложносочиненный головной убор, который с трудом удерживается на месте. Посмотревшись в аватара, я перевязала платок чуть иначе — теперь он подчеркивал впалые щеки и острые скулы.
Может и вправду едой озаботиться? Хотя я вроде так с первого дня и выгляжу — как натуральнейшая восставшая из мертвых. Разве что не такая зеленая, как мои существа. Другие горожанки выглядят гораздо более упитанными, а некоторые и вовсе пухлыми. Наверняка это ближе к естественному стандарту той эпохи. И игра подстраивает внешний вид к моде и привычкам игроков.
Со стороны ратуши донесся бой часов. Пять ударов. И сразу же подсказка начала ворковать:
Вам следует явиться к месту казни!
Место казни находилось в приморской части города, там где кончались пирсы и начинался пляж, уходящий на север. Присутствовала я, Начальник тюрьмы и два его подручных, держащих Вампу, палач, секретарь суда и несколько десятков зрителей, устроившихся на небольшой террасе, спускающейся к пляжу.
Я спросила, где мне следует встать, и секретарь указал на место под навесом, рядом с ним и начальником тюрьмы. Отсюда было отлично видно деревянный эшафот с виселицей, на которой палач как раз заканчивал вязать петлю.
Когда все заняли свои места, секретарь зачитал приговор. Публика зааплодировала.
Помощники Начальника тюрьмы подвели Вампу к месту казни. Его рот был заткнут, а сам он связан, чтобы не буйствовал. И все равно его приходилось почти тащить, так как ноги его заплетались. Поднимаясь по ступенькам эшафота, он запнулся и едва не повалился на бок, и только палач пришел ему на помощь, крепкой рукой ухватив за плечо.
Палач был профессионалом. Он быстро накинул Вампе на шею петлю, вынул кляп и предложил сказать последнее слово.
— Что бы сдохла в муках, сука, — прохрипел Вампа, глядя на меня. — Чтобы у тебя не было никакого посмертия, и ты вечность...
Договорить он не смог. Палач потянул рычаг и люк под ногами Вампы опустился, заставив его повиснуть в петле. Несколько минут ожидания, и лицо казненного налилось смертельной краснотой, а тело перестало конвульсивно подергиваться.
В подсказке Вампы появился череп на месте свечи — а она была едва наполовину сгоревшей. Но казненному все равно, какое у него было здоровье, убийство есть убийство, смерть есть смерть.
Игра не сообщила ничего. Значит, действительно был непричастен к убийствам моего отца и Амира Като. Или игра считает, что доказательств недостаточно и не засчитала исполнение задания.
Тело сняли под одобрительный гул толпы. Подкатилась моя телега, и палач с Никко уложили на нее бездыханный труп.
— Госпожа Аджаи, казненный переходит на ваше попечение, — сказал секретарь суда. Все правильно, Вампа же заключил со мной договор, и я обязана похоронить его со всеми почестями.
Повозка тронулась.
А я отправилась в собор, нужно посетить службу. Большего я не успею. Мне придется положиться на Ворона, что он загонит моих существ в часовню, и они не разложатся на жарком летнем солнце.
В соборе было людно. На стенах развешаны курительницы, исходившие дымом благовоний. Все ряды заняты, в самом первом устроились высшие чиновники города, сверкая должностями.
Я встала за спинками лавок последнего ряда и оглядела толпу. Сегодня что, какой-то особенный праздник? Присутствовала почти половина списка гербовых: герцог Сенье с женой, все три тела церковников, Нуартье под ручку с каким-то мужчиной из серых, Ши Сюэсинь со своей парой, Хавер Форжерон с сыном, и даже Милисента! От надписей с названиями должностей просто рябило в глазах, казалось все три высших отдела городской чиновничьей иерархии не поленились встать с постелей в шесть утра и прийти сюда.
Ожидалось представление.
Чинно сложив ладони перед грудью, я зашептала вслед за отцом Енохом слова заутрени. Мерный ритм молитвы успокаивал, речитатив заставлял вдыхать и выдыхать с одной и той же скоростью, постепенно вводя в транс. Священник же, как искусный дирижер, направлял молящихся, заставляя подчиняться его словам, глядеть только на него, слышать и видеть только его.
Вот он поднял руки в последнем благословении и, возвысив голос, словно в откровении, пророкотал:
— Истинного говорю я вам, эта женщина грешна и должна покаяться перед Богом!