Ева открыла глаза… и обнаружила себя в вагоне метро. Неужели она задремала и проехала свою станцию? Вот так начитаешься древнеегипетской истории, проникнешься ею, а потом фараоны мерещатся. Как Хромову. «Может, ему монах все-таки приснился? — подумала Ева. — Нет, так я ничего не пойму».
Она вышла из подземки и попала в непроглядную метель. Ветер усилился, вокруг мело, бледные огни фонарей едва проступали сквозь зернистую молочную муть.
— Где же Славка? — тоскливо вздохнула Ева. — Почему не звонит?
Прохожие торопливо шагали, опустив головы и пряча лица. Им не нужно было думать, что связывает восемнадцатую династию египетских фараонов с убийствами в современной Москве, магазином «Азор» и…
Вот и он, сияет красной вывеской, витринами, вырос, будто из-под земли, вернее, из-под снега. Ева хихикнула, оборвала мысль на излете. Пора действовать! Она водрузила на нос черные очки и решительно толкнула тяжелую дверь.
— Как мне пройти к директору? — спросила она у расстроенной продавщицы с красными глазами.
— Туда, — показала девушка. — Только она сейчас не в духе! Такой нагоняй нам устроила.
Ева обратила внимание на прелестные фрески, особенно ее поразил астролог, колдующий над толстенным фолиантом. Вблизи он показался скорее алхимиком, нежели звездочетом, — кроме подзорной трубы для наблюдения за ночным небом, его окружали колбы, человеческий череп и тигель.
Ева подошла к двери директорского кабинета, на секунду закрыла глаза, глубоко вдохнула и… повернула ручку. Вера Петровна просматривала какие-то бумаги, она даже не подняла головы. В ярком свете лампы ее взбитые крашеные волосы казались прозрачной копной, дурацким колпаком.
— Гм-мм… — кашлянула гостья. — Здравствуйте.
— Выйдите, — отрывисто произнесла директорша. — Я занята.
Ева спокойно прошла вперед и уселась на стул, прямо напротив пышного бюста, обтянутого нежно-розовым крепдешином. Вера Петровна подняла глаза, в которых горело возмущение.
— Я что, непонятно выразилась?
—
Полная дама дернулась, как будто ее ударили, пошла красными пятнами.
— К-как вы… сколько можно? Вы что повадились сюда ходить каждый день?
—
Вера Петровна с трудом взяла себя в руки, ее лицо окаменело, щеки пылали жаром.
— Вы что-то перепутали, — заявила она, стараясь казаться спокойной. — Магазин давно открылся, но… сегодня у нас короткий день. Приходите завтра.
— Человек, которому вы передали письмо, очень недоволен! Вы не должны были открывать конверт! Он звонил Хромову и требовал наказать виновных.
— Как вы… смеете? — сорвалась на визг директорша. — Кто вы такая?
Ева уставилась на нее холодным, недобрым взглядом, который та ощутила даже через стекла черных очков.
— Теперь вы знаете тайну! — Она наклонилась, перегнулась через стол поближе к хозяйке кабинета и перешла на шепот: — За которую Яна Арнольдовна поплатилась жизнью.
Вера Петровна отпрянула, краска медленно сползала с ее лица, подбородок затрясся. Ева поняла, что действует правильно, надо продолжать.
— Вы прочитали письмо и тем самым подписали себе приговор, — угрожающе произнесла она. — Ваша репутация погибла! Впрочем… не бойтесь, вас не уволят. Вас убьют! Если вы доживете до завтра, вам очень повезет. Вы составили завещание?
Пышная дама беззвучно, как рыба, хватала воздух яркими губами. Никто не знает, что она, мучимая любопытством, поддалась соблазну и вскрыла проклятый конверт. Это получилось неаккуратно, пришлось положить письмо в новый, который немного отличался от испорченного. Конверт был чистым, без адреса и каких-либо других надписей, так что замену могла обнаружить только сама Хромова. А ведь она мертва!
«Эта женщина в черных очках просто пугает меня, — подумала директорша. — Но зачем ей знать содержание письма? Какой в этом прок? Она уже третья, кто является и произносит условную фразу. Видимо, все гораздо серьезнее! И… Яну Арнольдовну зверски убили не без причины. Что, если из-за письма? Господи! Во что я вляпалась?»
— Я вызову полицию, — задыхаясь, выдавила Вера Петровна и потянулась к телефону.
— Ха-ха-ха-ха! — зло, сухо засмеялась посетительница. — Давайте, дорогуша. Расскажите им про неизвестного мужчину, которому вы что-то передали по просьбе покойной хозяйки, про монахиню и
Ева говорила и говорила, сыпала угрожающие доводы, несла откровенную чушь, — как наставлял ее Смирнов, — нагнетая и без того напряженную обстановку, взвинчивая нервы растерянной, испуганной директорши. Дама попала между двух огней и потеряла способность соображать, она была близка к истерике. Бурный словесный поток, полный угрожающих намеков, поглотил ее, обезоружил; она была готова сдаться.