Хозяйка книжного магазина

— Вот головоломка! Может, это Стас их убивает? Чем не маньяк? Не зря же его в «Молох» потянуло. Это объясняет, почему Вероника открыла дверь, Стаса она не боялась.

— У Стаса алиби. Он этим утром провожал отца в аэропорт, оттуда поехал на работу… Я ему намекнул, правда, что он в списке подозреваемых, — мог метнуться в общежитие, расправиться с Вероникой и успеть в банк. На самом деле при такой погоде по нашим дорогам за полчаса ему от общаги до банка никак не добраться. Я просто пугнул его, авось сболтнет чего со страху.

— Ну и как?

— Пустое. Он сам в ужасе, зубами стучит. Думает, проклятие Молоха исполняется.

Смирнов засмеялся, а Еве стало не по себе.

— Вполне вероятно, — серьезно сказала она. — И нечего хихикать! Люди жизнью поплатились, а ты веселишься. Не вижу повода для смеха!

— В середине января убили еще одну одинокую женщину, ее фамилия Хромова, — сыщик сделал строгий вид. — Она работала в метро, продавщицей в киоске. Стас ее не знал, в «Молох» не водил… Вероника с Мариной тоже с ней не общались. Полагаешь, все остальные жертвы «Алой маски» как-то связаны с Киселевым и его девушками?

— Пока ты не убедился в обратном, возможно. Только какого рода эта связь?

— Не забывай, что Стас — мой клиент.

— Серийные убийцы иногда сами стремятся, чтобы их наконец разоблачили, — объяснила Ева. — Они устают от безнаказанности, от ужаса перед содеянным и подсознательно ищут, кто бы их остановил. В данном случае Киселев мог выбрать тебя. А паникует он по простой причине: никому не хочется сесть в тюрьму! Даже маньяку! Он надеется, что ты не сдашь его в руки правосудия.

Смирнов вскочил и подошел к окну — ему стало душно, — открыл форточку. Из черноты повеяло холодом.

— На что же Стас рассчитывает? — стоя спиной к Еве, спросил он. — На мою помощь или на смерть от моей руки? Я не палач. Это уж слишком. И вообще… не похож он на убийцу! Он спасатель… если помнишь, он вернул Марине жизнь.

— Согласна. Тогда надо искать.

— Где? Кого? «Алую маску» ловит вся полиция города и области. Неужели детектив-одиночка преуспеет там, где задействованы многие?

— Я тут, пока тебя не было, перечитала гору литературы, — Ева наморщила лоб. В такие минуты она становилась похожа на строгую учительницу. — О Молохе, между прочим! Раз в Зеленой Роще вышла осечка, следует заняться этим Букиным. Других ниточек я не вижу. «Молох» и «Алая маска» могут быть связаны, и вот почему. — Она взяла с табуретки толстую книгу, раскрыла и показала сыщику картинку сражения: — Гляди-ка!

— Ну и что? — не понял он.

— Пуническая[1] война! Мы должны быть благодарны римлянам за разгром Карфагена, иначе… Молох, или Ваал, как называли его карфагеняне, правил бы миром.

Всеслав молча рассматривал картинку штурма римскими воинами древнего города, пытаясь проследить ход мыслей Евы.

— «Римляне питали к Карфагену стойкое отвращение, непреодолимую ненависть, — вслух прочитала она. — Как завоеватели, они впитывали в себя элементы многих культур, но только не этой. Культ финикийского Молоха заставил содрогнуться даже их жестокие, железные сердца. Изуверские обычаи, когда на алтарь кровожадного бога проливались потоки крови, а детей сжигали живьем или запихивали вниз головой в кувшины и закапывали у подножия идола, привели их в ужас. Как некогда израильтян! Участь быть зарезанным, дабы утолить жажду Молоха, ожидала не только рабов и пленных, но и сотни юношей и девушек из лучших карфагенских семей. Жуткие извращения, ритуальная проституция, чувственность и разврат, неистовствующие, полубезумные толпы, реки крови, смрад горящего человеческого мяса, который пытались заглушить дымом курений, и прочие гнусности оказались не по зубам далеко не мягкосердечным римлянам. Карфагенские ритуалы, самый дух этой цивилизации, которая ни много ни мало претендовала во главе со своими богами на мировое господство, внушали римлянам такую гадливость, что они уже после падения Карфагена продолжали вылавливать и уничтожать жрецов Молоха-Ваала».

— Ева, Ева! — умоляюще произнес Смирнов. — Только не говори мне, что преступная группа, которая орудует в городе, — это уцелевшие после Пунических войн жрецы финикийского бога! Не добитые древними римлянами, они замаскировались под обычных граждан и решили послужить Молоху? По-моему, слишком… экстравагантная идея. К тому же со времени войны с Карфагеном прошли столетия.

— Нечего острить! — рассердилась она. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. На неустойчивую психику легко влияют жестокие культы: человека «перемыкает», и он начинает драматизировать события вековой давности. У Зигмунда Фрейда есть термин: «влечение к смерти». Кстати, карфагеняне поклонялись не только Молоху, но и богине Танит, она носила титул «лик Ваала» и считалась его женской ипостасью.