Когда отношения между ними слишком накалялись, Войтовский не выдерживал — боясь срыва, он резко менял обстановку: сломя голову бежал из Москвы в провинцию или сутки кряду кутил в маленьком ночном клубе, не брезговал и рулеткой. Ему везло: деньги так и сыпались дождем, выигрыш за выигрышем. Больше трех раз Леонард Казимирович не играл, не искушал Фортуну.
— Я чувствую
После кутежа он отсыпался и снова погружался в мир своих безумных грез. Там сумеречно блистал образ
— Высоко взлететь решил, — звучал в ушах голос Леонарда-скептика. — Как бы крыльев не лишиться! Не боязно?
— Боязно, — признавался Войтовский. — А жить без смысла, без надежды… еще страшнее.
Женщина испытующе пронизывала его взглядом, будто читала думу, которая отняла у него покой, спрашивала лукаво:
— Так что,
— Разве мы собираемся убивать?
Она отводила глаза, вздыхала.
— Ты мне не доверяешь? — сокрушался Леонард. — Почему таишься? Чем мне доказать свою искренность?
— Что ты станешь делать, когда… обо всем узнаешь?
— Мы завладеем миром!
В такие моменты
— Я не желаю ничего терять. Ничего! По неопытности я ошибалась, это позади. Настала пора вернуть себе былое величие. Оно было, я не сомневаюсь! Когда я выбирала себе имя для Интернета, на ум пришло слово
— Называть тебя так — весьма приятно, — признался Войтовский. — Хорошо, что люди придумали компьютерную сеть.
— Удобно. Особенно для желающих быть инкогнито.
— И все же… где ты взяла раритеты?
— Я осуществляю посредничество, — уклончиво ответила она. — Почему ты такой зануда? Иногда информация может стоить жизни. Видишь, мне необходимо скрываться? Хочешь разделить мою участь?
Он хотел, очень. Но промолчал.
— Достаточно того, что я прячусь, — с улыбкой прошептала она, приникая к нему всем телом. — Мы не можем позволить обмануть себя. Один из нас должен быть вне подозрений.
«Каких подозрений?» — чуть не спросил Леонард: вовремя прикусил язык. Боялся спугнуть
— Ладно, пойдем прогуляемся. Возьми зонт.
Евпатория зимой, в снегу, казалась пустынной и будила воспоминания о несуществующем. Блеклая зелень низкорослых крымских сосен и туй приобрела серебристый оттенок. Молчали фонтаны, не горели огни маленьких кафе, тротуары были мокры, аллеи и парки безлюдны. Море с шумом набегало на песок пляжей, где одиноко возвышались грибки и голые конструкции навесов, напоминающие обглоданные ветром скелеты.
Небо хмурилось. Белая мгла заволокла горизонт, и море слилось с небом. Дул ветер, от воды тянуло солоноватой прохладой, водорослями и йодом.
Леонард и
Рядом с яхт-клубом стояли на берегу яхты, гордо задрав вверх носы.
— Хочешь покататься? — спросил Войтовский.
Она отрицательно покачала головой.
— Не сейчас, летом.
— Я подумаю, — без улыбки ответила
Они зашли в уютный подвальчик, где подавали блюда восточной кухни. Леонард выбрал себе и ей шашлык, жареные мидии и лаваш, заказал красного вина. За едой он спросил:
— Ты ни о чем не жалеешь?
Женщина подняла на него аккуратно подкрашенные глаза.
— Пока не знаю. Я еще не все закончила.
— По крайней мере, теперь ясно, что Марина жива, — сказала Ева.
Она разливала кофе по чашкам.
— Угу, — буркнул Смирнов, не то в благодарность за кофе, не то соглашаясь с ее словами.
Они любили по вечерам пить кофе в гостиной, когда над столом горит желтый абажур, а тишину нарушает лишь ветер за окном.
— Мечтаю о камине, — вздохнула Ева. — Хочу, чтобы трещали дрова и пахло березовыми поленьями. Когда у нас появится загородный дом?
— Еще пару таких расследований, как дело Киселева, и можно ехать выбирать участок, — подумав, ответил сыщик. — Начнем строить потихоньку, глядишь, года через три будет готов дом.
Она помолчала, положила себе на блюдце пирожное с заварным кремом, ему — слойку, посыпанную сахарной пудрой и корицей.