Натан никогда не был моим товарищем в чтении. Иногда мне не хватало его присутствия рядом, потому что чувство, рожденное чтением одной и той же книги в двух читателях, соединяет их прочной связью. В этом случае книга – посредник, который позволяет понять другого и самому быть лучше узнанным; прочитанные вместе слова как будто снимают с тебя одежду.
Я виновна…
Но виновна в чем? Виновны ли мы, если в проступке не участвовала плоть? Виновны ли мы, пока переживаем свое чувство в одиночестве и оно не доходит до того, кому адресовано?
Говорить с Элен о том, что со мной происходило, я тоже не могла.
Она заметила, что Бастьен приходит регулярно, но отказывалась задавать мне вопросы после того, как я ей сказала, что не знаю этого мужчину, что мне нечего сказать ни о нем, ни о себе. В общем, получалась большая ничейная полоса.
Я знала, что Бастьен скоро вернется: прошло почти три недели с его последнего появления.
В Альпы была отправлена книга Мишеля Ле Бри «Красота мира».
– Она вам тоже понравилась? – спросил меня о ней Бастьен.
– Конечно да! Я уверена, что мы должны сочетать в себе свою дикарскую часть, которую слишком сильно подавляем, и современность, которая диктует нам всем одни и те же правила – как вести себя, что есть, как одеваться. Благодаря этой книге я открыла для себя Кению, а потом съездила в эту страну вместе с мужем.
«Не покраснела ли я, заговорив о Натане?» – спросила я себя.
Произнося слово «муж», я чувствовала себя так, словно привела Натана на вечеринку, где пары меняются партнерами. Это было смешно.
Бастьен, кажется, не заметил ничего этого.
Душой он был где-то далеко.
Где?
Я не хотела ничего знать, ничего спрашивать, но знала, что его душа не здесь.
Еще через три недели речь зашла об отправке в Альпы книги Леклезио «Пустыня».
Прочитав эту книгу, я была от нее в восторге.
Леклезио сумел рассказать о том, насколько мы, несмотря на все, что может с нами случиться, сохраняем и оберегаем территории, где свободны, поддерживаем огонь в кострах, к которым мечтаем вернуться.
Для его героини Лаллы таким священным местом была пустыня.
Для меня такое место – полуостров Крозон в Бретани. Пока Крозон существует, я знаю, что у меня всегда может быть убежище посреди поросшей вереском равнины, обращенное к океану.
В Крозоне мои жалобы затихают, мои раны заживают.
Я чувствую, что уже не мое физическое тело отвечает на внешние воздействия и проявляет себя, что это делает тонкая телесная оболочка, отделившаяся от моей плоти. Эта оболочка окутывает меня и начинает жить в одном ритме со стихиями. Я принадлежу этой пропитанной йодом земле, где ветер и море формируют побережье моего внутреннего моря так же, как придают форму окаймленным пеной скалам.
Я одна из них. Я становлюсь гранитным утесом с округлыми выступами, в моих глазах отражается краснота вереска, соль обостряет мои ощущения, когда провожу языком по губам.
И тогда, мне кажется, я чувствую, что такое вечность.
Я желаю каждому человеку тоже найти между землей и небом такой клочок мира, который становится убежищем, место с такой мощной силой, что в нем, несмотря ни на что, жизнь бьет струей и разбивает ваши привычные печали и обиды.
Я не стала выяснять, какое убежище у Бастьена: это слишком личный вопрос.
Вместо этого спросила, читал ли он «Африканца» – другую книгу Леклезио.
– Да, я ее прочитал. И она мне не понравилась.
– Вот как! Это меня успокаивает: у нас не совсем одинаковые вкусы. Я хотела бы уметь писать книги только ради того, чтобы иметь возможность рассказать всему миру, как восхищаюсь своим отцом[11]
.Бастьен ничего не ответил. И у меня возникло странное ощущение, что мои слова были бестактными.
Через несколько дней «Пустыня» была мне возвращена с пометкой: «Адресат не проживает по указанному адресу».
Это меня озадачило.
Я проверила по распечатке, не ошиблась ли я адресом. Но он был тем же, что и у остальных восьми отправленных книг.
Снова увидев заголовки, я поняла, что все книги, выбранные Бастьеном, – великолепные повествования. Его нежная грусть не сочеталась с этим набором рассказов, сознательно написанных в духе позитива и открытости миру.
У меня не было никакой возможности его предупредить: я не имела никаких координат для связи с ним.
Нужно было ждать две недели…
Я гнала из своего сознания странную мысль: если Бастьен больше не сможет посылать книги, он перестанет приходить в мой магазин.
Бастьен возник в моей жизни в первые осенние дни, и я думала, что он уйдет из нее в первые дни лета.
Некоторые люди ждут лета так, словно оно единственное время года, когда можно жить.
Они нагружают лето всеми надеждами на новые встречи с родными, на праздники с друзьями, на дни, которые станут длиннее, на отпуска во всех концах Франции или мира, и лето приобретает вкус концентрированного сока, в котором слишком много витаминов.
Весь год люди листают путеводители, и на семейных советах много места уделяется обсуждению вопросов: что мы будем делать этим летом? куда поедем? с кем?