Хозяйка книжной лавки на площади Трав

Когда Артур снова открыл дверь книжной лавки, я почувствовала облегчение и наконец смогла понять, какая загадка скрывалась в его прошлом.

– Здравствуй, Натали. Я так жалел, что не мог прийти на твой вечер. Уверен, что все прошло очень хорошо.

– Да. Но нам не хватало тебя. То есть мне не хватало тебя. Я надеялась, что ты придешь.

Я сказала это с искренним сожалением, без упрека.

– Вы были очень любезны, но я не всегда могу делать по вечерам все, что хочу. Моя мать владеет рестораном и иногда, если клиентов много, просит меня помочь ей.

– Ах, вот оно что. А твой отец?

– Мои родители расстались. Отец живет недалеко от Лилля.

– Да, это нелегко.

– Вы правы, но это моя жизнь.

Я почувствовала в словах Артура полную покорность судьбе. Как будто его жизнь упала сверху и накрыла его собой, как та прядь волос, которая загораживала ему лицо.

– И поэтому ты работаешь почтальоном?

– Что вы хотите этим сказать?

– Потому что не смог учиться?

– Да. У отца никогда не было денег, чтобы платить алименты моей матери, а ресторанное дело очень рискованное. Но представьте себе, я не жалуюсь. Почтальон в двенадцать часов дня уже заканчивает работу, и у меня остается много времени, чтобы читать и помогать матери.

– А кем бы ты действительно хотел быть?

– Актером. Я хотел бы стать актером!

Артур произнес это так, словно делал торжественное заявление. Он откинул прядь волос со лба, и его глаза заблестели – в первый раз за время нашего знакомства.

– Но, Артур, ты не можешь оставаться в этом положении! Жизнь была дана тебе не для того, чтобы ты работал почтальоном. Ты хочешь, чтобы на твоей могиле написали: «Здесь похоронены неиспользованные возможности»?

Я не старалась выбирать слова, но, произнося эту фразу, ясно увидела, что дошла почти до предела. Кто я такая, чтобы знать, что хорошо и что плохо для этого мальчика?

– Я уверена, что ты рожден быть актером! Ты мог бы даже стать великим актером!

– Вы очень любезны, но это невозможно. Вы не представляете себе…

– Послушай, здесь у нас нет возможности поговорить обо всем этом подробно. Встретимся завтра в «Десятке», когда ты закончишь работу, позавтракаем там и побеседуем о том, что невозможно. Ты согласен?

– О'кей.

Выходя из книжной лавки, я встретила Эрве – человека, которого здесь знают все, потому что он поет на террасе кафе. Поет он на окситанском языке очень красивые песни, аккомпанируя себе на гитаре. Перед началом каждой песни он коротко рассказывает ее содержание на французском. Это позволяет потом понять некоторые слова текста.

Я люблю разговаривать с Эрве, потому что он лучше всех знает историю нашего края.

В этот раз он пел про нашу реку Эр, которая служит для Юзеса источником питьевой воды.

Эр течет по маленькой долине напротив Юзеса. Эта река знаменита тем, что в античную эпоху именно она поила водой Ним, и тем, что именно ради нее был построен знаменитый Гарский мост[15].

Жители Юзеса гордятся богатой историей своего города, хотя иногда она бывала беспокойной: городской собор три раза пришлось отстраивать заново, а во время гонений на протестантов горожанам пришлось платить тяжелый налог, потому что Юзес был пятым по величине протестантским городом Франции.

Я всегда чувствовала интерес к людям, которые отличаются от остальных. Маргиналы часто бывают провидцами или разведчиками новых территорий, а иногда бойцами Сопротивления. Они могут открыто выразить то, что глубоко скрывается в нас. Они пробуждают эти погребенные части нашей души, когда мы соглашаемся противостоять их миру.

Многие артисты до того, как получить признание и стать теми, кому льстят и кем восторгаются, жили на этих территориях с нечетко определенными границами, и случалось, что, эксплуатируя свои неврозы, они превращали себя в гения.

Сколько писателей, классических и современных, построили мосты из слов над пропастями человеческого духа. Частью этих мостов были слова Антонена Арто, который провел много лет в психиатрической больнице. Вирджиния Вулф, Хемингуэй и Ромен Гари покончили жизнь самоубийством, но оставили нам в наследство самые точно передающие чувства произведения мировой литературы. Другие писатели страдали менее драматическими навязчивыми идеями: Колетт[16] писала только на голубой бумаге, Барбе д'Оревильи – исключительно красными чернилами, а Эдмонда Шарль-Ру полностью обнажалась, чтобы творить.

Недавно я открыла для себя книгу Анни Эрно «Воспоминания девочки», где писательница в возрасте примерно двадцати четырех лет рассказала о своем постоянном стыде, причиной которого стал ее первый сексуальный контакт.

Я послала эту книгу Элизе вместе с длинным письмом, в котором писала, как сильно я желаю, чтобы она бережно относилась к этой очень интимной стороне нашей жизни, которая бывает разрушена, если мы открываем свои объятия незнакомцам, которых знаем всего один вечер, неразумным или грубым мужчинам.