Хозяйка Леса

- Я тоже, Темные Боги! Я тоже убивал людей! Этим самым мечом! Вот этими руками... - он вытянул их вперед, словно приглашая Занилу посмотреть, предлагая разглядеть на них кровь. Их крики повисли в воздухе, во вновь ставшей почти осязаемой тишине кузницы, нарушаемой лишь потрескиванием огня в очаге. Занила опустила взгляд с лица человека на его руки, по-прежнему протянутые к ней, повернутые ладонями вверх. Она невольно принялась изучать их, каждую линию, сильные прямые пальцы, чуть удлиненные ладони... Она вдруг подумала, что ни разу не прикасалась к ним. Какими они будут на ощупь? Горячими и твердыми от мозолей, не сходящих от постоянной работы с металлом? Такими же, как руки ее отца?..

- Мой отец говорил мне, что я не должна убивать, - прошептала она так тихо, словно больше всего на свете боялась вновь сорваться на крик, будто громкий голос мог разрушить что-то в этой кузнице - что-то, только начавшее возникать...

- Он говорил: не убивать вообще? - зачем-то уточнил Веремир. Занила с недоумением вскинула на него глаза. Потом опустила их, честно задумавшись. Оружейник терпеливо ждал, пока она качнет головой и вновь посмотрит на него.

- Тогда я думала, что да, - тень усмешки, совсем не веселой, прикоснулась к ее губам. - Мне понадобилось прожить целую жизнь и изъездить полмира, чтобы понять: тогда, в той деревушке, отделенной грядой холмов и стеной леса, даже о своих ближайших соседях редко вспоминали! Целый мир в себе. Самодостаточный... Вся жизнь подчинена правилам, непреложным при общении со своими, но распространять его на чужаков - на всех тех, кто приходил в село извне?.. - Занила качнула головой, решительно отвергая саму эту идею. Она вдруг задумалась, а стал ли бы ее отец так уж возражать, если бы его дочь подняла меч, например, против княжеских дружинников, явившихся в их село, чтобы потребовать дань? С учетом того, что эту самую дань их деревня испокон века не платила, - вот уж вряд ли!

- Ты и сейчас никогда не нападешь на свих! - голос Веремира заставил ее вспомнить, что тот по-прежнему стоит рядом с ней, внимательно изучая меняющееся выражение ее лица. Занила усмехнулась и не стала ничего возражать. То, что он сказал, - правда. Только как объяснить, что на долгие восемь лет в понятие "чужие" - те, кто ворвался в ее жизнь, разрушил ее - попал целый мир?!.. И даже сейчас это изменилось не так уж и сильно. Правило лишь приобрело несколько исключений, которые, как известно, его только укрепляют! - И еще ты не убила меня... - проговорил вдруг Веремир. Занила недоуменно посмотрела на него, а человек продолжил. - Тогда, во дворе купца Кумазана. Ты так и не объяснила почему.

- Ты не испугался, - Кай'я Лэ пожала плечами. А недоумение на этот раз плеснулось во взгляде оружейника:

- И все?

Занила сдержала себя, чтобы не пожать плечами снова. Что еще она может ответить?! Ей раньше казалось, что причины ее поступков очевидны.

- Ты не испугался, только поэтому ты и не стал жертвой, - принялась объяснять она. - Жертва - тот, кто слабее. Тот, кто не боится, не убегает, кто равен тебе по силе, не может быть жертвой! Вот и все.

Веремир хохотнул, запуская пальца в волосы, заставляя длинные светлые пряди выбиться из удерживающей их косы.

- И ты еще называешь себя чудовищем?! - улыбнулся он, заглядывая ей в лицо. А глаза Занилы вдруг вновь полыхнули ледяной жалящей яростью, словно смех человека чем-то оскорбил ее.

- Ты ничего не знаешь обо мне, оружейник Веремир!

Вот только он тоже не собирался отступать...

- Ошибаешься, Хозяйка! Я понимаю гораздо больше, чем ты можешь себе представить! - он шагнул вперед, сокращая и так небольшое расстояние между ними. - Ты ведь называешь себя чудовищем отнюдь не потому, что убиваешь людей вообще? Они для тебя вряд ли хоть что-то значат. Ты говоришь так, потому что убила кого-то одного. Кого-то такого, из-за кого тот, чье мнение тебе было отнюдь не безразлично, назвал тебя чудовищем! Ведь так? Скажи, я прав?

Занила задохнулась от боли, полыхнувшей столбом пламени, захлестнувшей волной горечи ее сознание... Откуда этот человек может знать о ней столько?! Впрочем, он все же не совсем угадал... Тот, чье имя она запретила себе вспоминать, не называл ее чудовищем - только подумал. Не называл, потому что вовсе не желал с ней больше разговаривать!..