Ходить по шоссе легко. Парфенов вначале с опаской наступал на больную ногу, потом стал припечатывать сапогом на гудроне. Ничего. Ни хруста, ни боли. Недолю тренировки, и он сможет выйти в лес. Никто потом не станет ему колоть глаза, что без него отсеялись, никто не намекнет на симуляцию.
Возле почты — скамейка. Можно передохнуть. Проходившие мимо него жители поселка здоровались, спрашивали, как его нога. Парфенов охотно отвечал им. Он только собрался было продолжать ходьбу, как увидел Любомирова в расстегнутом кожаном пальто, с фуражкой в руке. Он прошел в двух шагах от скамейки, глянул на него и продолжал свой путь. Кровь прилила к лицу Парфенова. Вот оно что! Он был покладистым лесничим, и теперь им можно пренебрегать. Ну, погоди же, голуба! Парфенов был слишком покладистым, вы пользовались его слабостью, но есть и у него характер, и вы его почувствуете. Вам дорого обойдется пренебрежение.
Парфенов сердито зашагал домой. Разминать ногу у него пропало всякое желание.
Хороши Чернореченские леса! На десятки километров раскинулся по карельской земле зеленый шумящий океан. Бронзовые колоннады сосен, величественные пирамиды столетних елей, хороводы белоствольных берез с редкими вкрапинами ольховника и осинника — царство птиц и зверей, цветов и ягод. Пришли люди, и в лесах закипела работа. Четко выстукивает свое мотор электростанции, посылает по проводам в глубь леса ток, взвизгивают электропилы, стуком перекликаются топоры сучкорубов. Зеленый цех работает под открытым небом круглый год: и в стужу, и в жару, и в вёдро, и в непогоду. «Стране нужен лес, наш долг — дать Родине как можно больше древесины», — говорят лесозаготовители Хирвилахти, и их слова не расходятся с делом. В лесных краях страны знают лесорубов Хирвилахти, прославились они своими трудовыми успехами, умением быстро подхватывать все новое, передовое…
Здесь же работали лесоводы. Рукавишников, Парфенов и Анастасия Васильевна наносили кистью цифры на семенные деревья. На светлой бронзе сосновой коры четко выделялась черная краска.
— Читали про нашего Михайлу Кузьмича? Трелевка деревьев с кронами. Тыща кубометров сверх плана. Ну, и башковитый мужик! — Рукавишников поставил на землю ведро с краской, вытащил из кармана куртки сложенный газетный лист. — Вот, в районной газете заметочка. Встретил я утром Михайлу возле конторы, поздравил, а он мне: «Это все мои молодцы. Работают, как часы. Чокеров не хватало, сами из старых тросов изготовили. Народ сообразительный».
На делянке лесоводы проверили: целы ли семенники. Меченые деревья возвышались над вырубленными участками. Валка леса шла вовсю. Земля ухала, стонала, звенела под зеленым водопадом спиленных деревьев.
— Вот она, куренковская гвардия, в боевом походе, — сказал Рукавишников. — С такими орлами горы свернешь.
На опушке работали Тойво и Иван. В нескольких метрах от вальщиков трудились сучкорубы Оксана, Хельви и другие девушки. Топоры их так и мелькают, поблескивая на солнце остриями, дождем летят на землю ветки. В перестук топоров вплетается стрекот электропил, врывается натужное рокотанье «котика», так ласково называют трактористы трелевочный трактор. Лесоводы подошли со своими ведрами и кистями, торопясь заклеймить семенники. Вальщики их не заметили, и лесники стали невольно тайными свидетелями любопытной сцены. Вальщики стояли перед сосной, тесно окруженной молодым племенем, сосенками. Иван было размахнулся топором, чтобы смахнуть молодняк богатырским ударом — в силе украинскому казаку мать-природа не отказала, но Тойво решительно придержал его за локоть.
— Стой! Не руби. Я и так…
— Як так? — пробасил удивленный детина. — Через такую чащобу с пилой?
— Я попробую, Ваня.
— Давай, — беззлобно протянул Иван, опуская топор. — Иди. Мне и лучше. Мозолей набью меньше.
Тойво сумел пробраться со своей пилой сквозь густые заросли хвойного молодняка: топор Ивана не понадобился, чтобы подготовить «рабочее место» для вальщика. Тойво приложил пилу к корабельной сосне, часто-часто застрекотала пильная цепь, из-под ее зубьев струей брызнули желтые опилки. Сосна зашаталась, хрустнули ее старые кости, вздрогнула земля под тяжестью ухнувшего на делянку дерева, тревожно колыхнулись верхушки хвойного молодняка, не тронутого пилой Тойво.
— Видали? — качнул головой Рукавишников в сторону вальщиков. — Молодая-то поросль, а?
К чему относились слова старого объездчика? К уцелевшим ли сосенкам или к этой рабочей молодежи, что стала понимать свою ответственность за судьбу леса — народного богатства, владельцами которого являются и они сами. Анастасии Васильевне вспомнились слова Столярова: «Хорошая у вас в Хирвилахти молодежь. С ней горы своротить можно».
— Ребятишечек бы этих на наш весенний сев, а?
— Да, Василь Васильевич, хорошо бы, — отозвалась Анастасия Васильевна, наблюдая за вальщиками. — Кованен говорил, что молодежь поселка выйдет на субботник. Он за молодежь ручается.