Хозяйка леса

Потом заговорили о нуждах лесхоза. До каких пор будем работать по старинке, надо требовать технику. Рукавишников вставил свое слово: под лежачий камень вода не течет, с мотыгой далеко не уедешь, мы-де сами не больно печемся о своем хозяйстве, поучиться бы у колхозников. Дядя Саша высказал свое: «атом изобрели, полет на луну готовят, а чтоб в нашем лесном деле не было никакого движения, не верится».

— Подождать надо, подождать, товарищи, — отбивался Зайцев от наседавших на него сотрудников. — Москва строилась не вдруг. Будет и у нас техника. Управление позаботится. Придет наше время, получим машины. — А сам думал с щемящим беспокойством: «Ни один лесхоз в Карелии не шумит, люди трудятся тихо, мирно. Вперед выскакивать, быть на виду — хлопотно. Добро, что с Святозером обошлось благополучно.»

— Настасья Васильевна в Ленинград собирается по своим учебным делам, — начал Рукавишников, обращаясь к Зайцеву. — И мы всей нашей артелью вот что надумали, Семен Петрович. Пущай она найдет свободное времечко да отыщет опытную станцию лесных машин: есть такая под Ленинградом…

— Зачем?

— Да хоть поглядит на технику и нам расскажет, — подхватил дядя Саша.

— Непременно съезжу и посмотрю, — пообещала Анастасия Васильевна. — На совещании ученых об этой станции много говорили. И наше управление бросало упрек совещанию, что, мол, машины есть, но почему-то их не направляют в леса.

У Зайцева тоскливо заныло сердце. Опять что-то затевается в этом беспокойном Хирвилахти! Догадалась бы она с заочного факультета перейти на очный. Он сам бы помог ей уволиться и переехать в Ленинград. — Зайцев задумался. — А ведь люди в лесничестве старательные. И лесники, и объездчик, и рабочие. Хорошие люди. За свое дело болеют, беспокоятся. В самом деле, дать бы технику в лесхозы, славно зажили бы лесоводы. Пустырям да вырубкам не устоять бы с нашим народом…

Разговор перешел на текущие дела лесничества. Беседа затягивалась. Зайцев вдруг заторопился: он может опоздать на поезд. Анастасия Васильевна пошла проводить его до переезда.

На обратном пути у ворот усадьбы ее догнал Куренков. В руках у мастера были кульки и свертки, из кармана его пиджака торчал хвост сушеного окуня. Он откровенно признался, что путь свой держит к «дружку Гавриле выпить за удачу лесников».

— Вот как! — с незлобивой усмешкой воскликнула Анастасия Васильевна. — Вам-то что за радость пить за нашу удачу. Мы вам помешали план выполнить.

Куренков весело блеснул на лесничую хитроватыми глазами:

— Куренкову выполнить план не помешает и сам бог. Мы свое возьмем на других участках. С моими-то орлами! Экая печаль, что нас вежливенько попросили со Святозера. Мы народ необидчивый. А между прочим. — Куренков перешел на серьезный тон. — Я лично был против рубки. Не веришь, Настасья Васильевна? Однако факт. Спроси парторга. Кованен скажет тебе про мою позицию.

Весельем, дружелюбием и добродушием веяло от этого рослого, плечистого человека, и что-то большее, чем чувство симпатии, уловила Анастасия Васильевна в его пристальном взгляде и рокочущем баске.

— Я вам верю, Михайла Кузьмич. Спасибо за четвертый квартал.

— Слава тебе господи! — воскликнул Куренков, обнажая в широкой улыбке белые крупные зубы. — Не совсем я, стало быть, пропащий человек, ежели мне еще верят да спасибо говорят.

— До свиданья, Михайла Кузьмич.

Куренков шел к избушке приятеля и удивлялся сам себе. Отчего это так? Стоит ему только перекинуться с ней словом, увидеть на ее губах скупую улыбку, он чувствует в себе такой прилив сил, что готов дерево выдернуть с корнем. Она вносит много беспокойства в его дела, но он не хотел бы, чтобы она уехала из Хирвилахти навсегда. А вечер хорош. Посидеть бы с ней вот здесь у реки под плакучей ивой. Куренков постоял У реки. Рыба всплеснула вблизи берега и ушла вглубь. Догорающая заря тронула алой краской тихую воду. Как и зеркале, отражаются облака в полусонной реке.

Куренков застал друга в хорошем расположении духа. Парфенов чистил ружье и насвистывал. Собака лежала у его ног, положив морду на вытянутые передние лапы.

— Здорово, Гаврила. Ты, я вижу, весел? Рад, что ваша взяла?

Парфенов щелкнул затвором ружья, провел тряпкой по стволу:

— Ты про Святозеро? Для меня — это не событие.

Куренков положил снедь на стол, сел на табуретку против хозяина.

— А наш директор сбежал с лесосеки, чтоб с Настасьей Васильевной не встречаться. Вот женщина! Да-а…

Парфенов повесил ружье на стенку:

— Королева недолго продержится на троне. Ликовать ей рано. Кто захочет новых походов с мечом нашей хирвилахтинской воительницы, лесной Жанны д’Арк?

Куренков пристально посмотрел на друга:

— Понимаю… Ее долой, а лесной трон тебе?

Парфенов разворачивал кульки с едой и молчал, но по его виду не трудно было догадаться, что он именно так и думает.

— Гаврила, не надейся попусту. Сидеть тебе в помощниках до гроба.

— Я о себе не думал, — мрачно обронил Парфенов, нарезая кусками колбасу.

Куренков шутливо погрозил ему пальцем: