Хозяйка леса

Между тем Кованен закончил беседу с рабочими депо и вернулся в контору. Вызывала междугородняя. Кованен с волнением сжимал в руках трубку, слушал далекий гул проводов, шорохи, писк зуммера. Он повторял терпеливо и настойчиво, как в былые фронтовые дни: «Слушаю, слушаю… Говорите, Хирвилахти слушает…» Наконец, до его слуха донесся приглушенный расстоянием знакомый голос. Кованен закричал: «Да, да, я слушаю вас, Леонид Яковлевич!» Кованен слушал. Строгое лицо его вдруг осветила улыбка, гибкие брови приподнялись, глаза заблестели, голос зазвучал по-юношески звонко. «Да, да! Конечно, знаю. Ковригин. Понимаю… Тоже и в Совете Министров?» Кованен кивал головой, поддакивал, будто секретарь райкома говорил с ним с глазу на глаз, а не за десятки километров от поселка. «Пока здесь дело решалось, пришла телеграмма от твоих лесников. Ты меня слышишь?» Кованен подтвердил, что слышит он великолепно. «Напористый народ в вашем лесничестве! — весело сказал секретарь. — Совет Министров послал распоряжение Любомирову «прекратить», копию — лесничеству. Выясни. Я подожду у трубки».

Кованен бросился в приемную. Его стремительная походка, разгоряченное лицо и нетерпение в голосе крайне удивили Стрельцову.

— Да, Павел Антонович, телеграмма из Петрозаводска была. — Я ее отправила в лес. Такая неприятность! Подумать только, из-за лесничей…

Кованен не стал слушать и почти бегом пустился по коридору, опасаясь, как бы междугородняя не разъединила.

Кованен ждал в диспетчерской, когда со склада придет порожняк и отправится на Святозеро. Диспетчер узкоколейной железной дороги — женщина лет тридцати с тонкими чертами лица сидела в своей дежурке, украшенной букетами лесных цветов и ветками серебристой хвои. Диспетчер была явно расстроена.

— Как же так, Павел Антонович? Расписание дороги составили на полный день, а теперь весь наш график нарушился? Наш участок в заготовках самый важный и трудный. С кого больше всех требуют? С нас. Мы срываем вывозку, мы недодаем древесину. Мы не умеем работать без заминки, ритмично. Ну, как же так получилось, а? — Диспетчер сокрушенно покачала головой с аккуратно уложенными завитками волос.

— Ничего, — ответил Кованен, поглядывая в открытое окно дежурки. — Завтра все пойдет своим порядком. Случай с Святозером исключительный.

— А все лесничество вмешивается! — недовольно поджала губы диспетчер.

— Нет, здесь целиком наша вина. Лес защитный, не надо было рубить.

— Может, и не надо было, — неохотно согласилась диспетчер, — Из-за этого леса у нас график нарушился.

Объяснить диспетчеру, почему не надо было рубить защитный лес, Кованен не успел: пришел порожняк, и диспетчер тотчас же дала ему отправление.

В лесу, на развилке, порожняк ждал встречный мотовоз с грузом. Кованен ходил вдоль полотна узкоколейки. Августовский день подходил к концу. Прозрачный воздух окутал лес. Солнце еще пекло, но в тени было прохладно. Пряно пахло травой. Кованен увидел на березе первые желтые листья. Вестники осени. С радостным волнением он вспомнил, что на днях возвращается жена с сыном из Беломорска. Мальчишке пора готовиться в школу. Он улыбнулся: так явственно представился ему сын, глаза — звездочки, светлые волосы взлохмачены, шумный, озорной. Глухой перестук колес отвлек Кованена от мыслей о семье. Он увидел вдали мотовоз и ряд груженных древесиной платформ. На развилке мотовоз остановился, из кабины выглянул Любомиров.

— Мы там кончили, — хмуро сказал директор, не сходя с подножки кабины.

— Полностью? — спросил Кованен.

— Да, — сухо отозвался Любомиров.

— Леонид Яковлевич звонил. Просил проверить, получены ли телеграммы.

— A-а, — неопределенно протянул Любомиров и замолчал.

— Поедете с нами? — спросил Любомиров.

— Нет, Николай Алексеевич. Я на Святозеро.

— Добро, — двинул бровями Любомиров и поднялся в кабину. Моторист Сергей поглядел на директора, потом на Кованена. Поезд тронулся.

Через полчаса Кованен был на Святозере.

В лесничество приехал Зайцев. Матвеевна всполошилась: Настенька еще в лесу. Предложила «чайку с горяченькими калитками», но он отказался и прошел прямо в контору. Матвеевна подкараулила дочь у ворот и встревоженно сообщила: «Петрович приехал, с виду больно невеселый, все хмурится».

— Ох, Настенька, боюсь я. А вдруг тебе увольнение привез? Куда денемся? На свое горе-злосчастье переехали мы в Хирвилахти. Ты постарайся, Настюш, ни слова поперек. Смолчи, пес с ним. К поселку-то я привыкать стала, жалко уезжать.

Настя улыбнулась, обняла мать за плечи, успокоила: — Никуда мы не уедем, горевать нечего.

В полуоткрытую дверь конторы Матвеевна увидала, как Семен Петрович сам пошел навстречу Настеньке и двумя руками потряс Настенькину руку. У старухи отлегло от сердца.

В контору набилось народу. Все пришли: лесники, рабочие, сторож, конюх. Зайцев неожиданно попал на «собрание». Люди радовались: секретарь райкома и партторг помогли лесничеству, многие рабочие леспромхоза поняли, что рубить защитное кольцо не следовало бы, теперь можно смелее требовать должного отношения к лесному хозяйству. Событие со Святозером обсуждали долго, шумно, оживленно.