Сознание возвращалось волнами. Как и всегда. Первая принесла красный свет и одно слово: «Опять».
Он не помнил своего имени. Он не помнил своего прошлого. Все, что он знал, все, что мог в тот момент осознать, это то, что происходящее случается с ним не впервые.
Со следующей волной пришел ужас. Такой сильный и всеохватный, какого приходивший в себя человек никогда до этого не встречал.
Так бояться могут только профессионалы. Смельчаки, привыкшие через свой страх переступать, причем не в глупой браваде одиночки против банды хулиганов в подворотне и не в безнадежном отчаянии, защищая своего ребенка. Видов смелости много: от спонтанных до точно просчитанных, от незаметных, как одинокий светлячок в летней ночи, до ярких, как фейерверк, от самоубийственно бессмысленных до меняющих судьбу мира. Но есть такая смелость, которая изнашивает страх, застирывает его до дыр, заставляет вылинять до совершенной бесцветности, словно старую ситцевую занавеску. Это смелость тех, чья работа ― сталкиваться с кошмарными ситуациями едва ли не ежедневно и эти ситуации разрешать. Смелость пожарных и спасателей. О, они вовсе не бесстрашны, нет, но они пугаются по строго отработанной процедуре, а на случай внезапной паники у них есть три других процедуры, так же тщательно выверенных и протестированных. А если под конкретный случай процедуры нет, они собирают ее на ходу, кроя имеющиеся и соединяя части суперклеем своего опыта.
Просыпавшийся человек знал нескольких таких. В одном только респираторе зайти в медленно заполнявшийся смесью ядовитых газов химический цех и вернуться с двумя спасенными: одну вывести, другого вынести. Выслушав получасовой ликбез по управлению квантово-гравитационным реактором, отправиться к поврежденной установке и выиграть целых десять часов для эвакуации. Две недели руководить обустройством вновь прибывших, ни на секунду не прекращая собирать осколки надежд если не в прекрасные дворцы, то хотя бы в добротные дома, зная, что, возможно, через пару дней, или даже пару часов все вновь рассыплется прахом. Буквально все, вместе с планетой. Эти люди не боятся страха, он их коллега и старый знакомый. До тех пор, пока они не теряют над ним контроль.
Волна ужаса схлынула. Это было лишь воспоминание.
С третьей волной наконец пришло имя. Олли. Олифер Дуглас О’Донохью. Главный инженер Ковчега «Вудвейл».
* * *
Вернона снова морозит. Бывало и хуже. Намного хуже. Но его несколько беспокоит, что он никак не может собраться с мыслями.
Обстановка вокруг меняется: становится то светло, то темно, то тепло, то холодно… Хотя это, возможно, от лихорадки. Что-то болит, но он никак не может понять, что именно. Неприятное ноющее ощущение словно гуляет по телу, вспыхивая внезапными искрами то там, то тут, но Вернон никак не разберется, где конкретно.
Он слышит голоса. Человеческие. Что-то обсуждают. Иногда спорят. Вернон не понимает ни слова.
Кажется, осталось только настоящее. Нет прошлого, и поэтому нельзя понять, что происходит. Настоящее меняется, Вернон осознает это, но зафиксировать последовательность изменений или хотя бы удержать их в памяти невозможно. Нет будущего, и поэтому никак не выходит сформулировать свои мысли, сгрести их в кучу и начать действовать.
Нет воли. Почти нет эмоций, только это смутное, свербящее ощущение неправильности происходящего.
Но это не страшно. Вокруг люди. Люди не бросят. Люди будут за него бороться и вернут его назад. Людям Вернон верит.
* * *
Вместе с именем вернулась память о Ней.
Это очень радовало.
Каждый раз, выбираясь из инсульта, Олли что-то забывал. Когда он обнаружил это после самого первого такого происшествия, у него был шок. Он отчетливо помнил то совершенно жуткое, сюрреалистичное ощущение, когда вот он ты, Олифер О’Донохью, и вроде бы всегда таким был, но, когда люди вокруг обсуждают события, в которых ты непосредственно участвовал, ты вдруг понимаешь, что в твоей голове ничего об этих событиях нет. Чтобы справиться с этим, Олли начал вести дневники, записывая туда самое важное, то, что забыть никак нельзя.
Больше всего на свете он боялся забыть Ее. Олли не помнил, где и когда он впервые Ее встретил. Скорее всего, это было еще в другом мире, во время подготовки экспедиции. Те события стерлись из памяти уже почти полностью, не из-за инсультов, а просто за давностью лет. Остались лишь записи, сделанные после самого первого провала. Когда Олли перечитывал их, то не узнавал в написанном себя. И ненавидел того, их кто писал. Тот Олифер О’Донохью почему-то думал, что важно сохранить как можно больше сведений о той, большой цивилизации: две Монополии, шесть планетарных колоний, описание принципов общественного и политического устройства, куча разномастных исторических и научных фактов. Тогда еще были живы многие из первого поколения, и никто не мог представить, как все повернется. Тому Олли не приходило в голову сохранять себя.