Подставив шею под поцелуи, Тамара размышляла, как сказать мужу, что подает на развод. Дочь, вернее та, кого Борис Суховской считал дочерью, за четыре месяца так и не вышла из комы. Зато сама Тамара за это время успела переосмыслить последние двадцать два года своей жизни. И осознать, что свободна – долг Морозову выплачен.
Но сама она вряд ли рискнула бы расстаться с Борисом. В глубине души Тамара боялась его, хотя он ни разу не поднял на нее руку. Может, потому, что она ни разу не перечила ему?
За тяжелым взглядом Суховского ощущалась такая сила, что в его присутствии даже мужчины не осмеливались роптать. Он был как кусок скалы, способный раздавить оппонента в любой момент. Но теперь у Тамары был тот, ради кого она собиралась отбросить эту скалу.
– Ты ведь скажешь ему сегодня, кисуля? – бормотал Лелик, осыпая ее шею лихорадочными влажными поцелуями. – Ты обещала.
Подсобка, в которую он ее затащил, была тесной и вся провоняла санитайзерами. Но Тамара уже не обращала внимания на такие мелочи. Под жадными, а главное молодыми и крепкими руками медбрата Алексея ее исстрадавшееся без мужской ласки тело гнулось и плавилось, словно мягкая глина под руками умелого скульптора.
– М-м-м… – застонал Лелик и задышал ей в ухо тяжело и рвано, пока его пальцы мяли ее грудь, проникнув под тонкую ткань.
Тамара изогнулась, откинулась на стену, чтобы любовнику было удобнее. Он задрал кофточку, рывком задрал лифчик, освободив два тяжелых спелых плода, и присосался к ее груди, словно младенец к матери.
Тамара чувствовала, что течет. Самым натуральным образом. Раньше о таком только в книжках читала, но не понимала и не верила, что подобное может быть и в реальной жизни. А оказывается – может!
Уже не мешкая, сама задрала юбку на пояс. Под ней не было трусиков, только чулки и гладкая после лазерной эпиляции промежность.
Скажи кто, что она в двух шагах от пятидесятилетия начнет делать “глубокое бикини”, Тамара заплевала бы этого мерзавца. А ведь сделала. И ведь понравилось. А уж как Лелик был рад…
– Моя шалунья, – он провел рукой у нее между ног, убеждаясь в готовности.
Быстро развернул на все согласную женщину и пристроился сзади. Несколько минут бешеной скачки – и любовник с утробным стоном излился в резинку.
– Ты не женщина, ты бомба, – сообщил Алексей, поправляя штаны.
Подождал, пока Тамара тоже приведет одежду в порядок. Затем они по одному вышли из подсобки.
Он – первым, чтобы в случае чего увести случайных свидетелей. Она – выждав положенные пять минут. За это время и дыхание в норму пришло, и глаза перестали блестеть, как у сумасшедшей.
Покинув подсобку, Тамара направилась к автомату с кофе. Ведь именно туда Борис ее и послал. Налив два стакана, она как ни в чем не бывало вошла в лифт и поднялась на третий этаж клиники, где лежала Диана.
Или та, кто выдавала себя за Диану.
Палата была довольно миленькой, с розовыми стенами и даже живыми цветами на подоконнике в вазе. Но ее наполнял запах лекарств и тяжелого, почти осязаемого бессилия.
Суховской все так же сидел на стуле рядом с кроватью. За последние месяцы он сильно сдал. Осунулся и сгорбился, будто нес на своих плечах все грехи человечества. В его потухших глазах поселилась вселенская скорбь. Ведь в душе он винил себя за то, что случилось с любимой дочерью.
“Диана” лежала в том же положении, что и вчера, и позавчера, и неделю назад…
С момента ее обморока там, в “Грешнице”, она ни разу не очнулась. Хотя ее тело порой содрогалось в конвульсиях, но ни оно, ни зрачки не реагировали на возбудители. Врачи поставили диагноз: кома второй степени. Но причину установить не смогли, как и назначить лечение.
Консилиум проходил за консилиумом, одно светило медицинской науки сменялось другим… Суховской не жалел денег. Готов был последнюю рубашку отдать, лишь бы вылечить дочь. Но… одного желания здесь было мало.
Тамара взглянула на “Диану” через плечо Бориса. Ближе подходить не стала: мерное попискивание аппаратуры и переплетения разноцветных проводов всегда заставляли ее нервно ежиться.
Глаза девушки были плотно закрыты, но глазные яблоки под ними двигались быстро и хаотично, не останавливаясь ни на миг.
– Девочка моя, – Борис склонился над дочерью. Провел по ее щеке костяшками пальцев. – Мне нужно уехать ненадолго, мама посидит с тобой.
– Я не буду с ней сидеть, – произнесла Тамара раньше, чем успела осознать собственные слова. – Найми сиделку.
– Что ты сказала? – он даже не обернулся.
Поправил волосы девушки, аккуратно расчесывая пальцами пряди.
– Что слышал.
На этот раз Борис все же выпрямился и посмотрел на жену.
– Она твоя дочь и нуждается в матери. Как ты можешь так к ней относиться?
Но Тамару уже охватил кураж. Тот самый, с которым в первый раз прыгают с парашютом или ныряют в морскую бездну. Под тяжелым взглядом мужа она покачала головой и мстительно улыбнулась:
– Нет. Она не моя дочь. И не твоя. Ни та, ни эта. Ты всю жизнь воспитывал чужого ребенка и ничего не заметил!
Она увидела, как муж побледнел. Но это лишь придало ей смелости.
Кровь отхлынула от лица Суховского, окрасив кожу в синюшный оттенок. Рука Бориса рефлекторно дернулась к сердцу.
– Ни та, ни эта? – повторил он, чувствуя нарастающую боль в груди. – Что это значит?
– А то, что их двое!
– И… кто же вторая?
Борис смотрел на жену и не понимал, что она говорит. Он точно знал, что Тамара ему не изменяла. Она не могла родить от кого-то другого. Может, она просто повредилась умом, когда с их дочерью случилось несчастье?
– Вон та, – Тамара кивнула на больничную койку, – которая под капельницами лежит. Ты даже не понял, что она не та дочь, которую ты воспитывал и любил, сраный папаша!
– Тамара, ты пожалеешь, если все это правда! – прорычал он, задыхаясь от боли в груди.
– Уже пожалела! Все эти годы только и делала, что жалела. А теперь подаю на развод.
Только когда хлопнула дверь, Борис осознал, что случилось.
Жена только что призналась, что Диана – не его дочь.
Он обернулся к девушке, склонился, тяжело дыша. Пристально вгляделся в ее лицо, ища родные черты, пытаясь увидеть то, чего нет…
Генетический анализ поставит все на свои места. Сделать его недолго. Но, если Тамара солгала… она будет умолять о пощаде до конца своих дней!
***
– Пришли! – сказала Инесс странным каркающим голосом и остановилась.
Пошуршала во мраке.
Диана за ее спиной силилась разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Несколько минут назад они вошли в пещеру и все это время двигались по тоннелю, ведущему все глубже и глубже под землю. Поначалу своды тоннеля светились мягким рассеянным светом. Но потом он расширился, образовывая еще одну пещеру, и свечение осталось за спиной.
– Где мы? – нахмурилась Диана. – Где Джерард?
В тот же миг вспыхнул факел. Инесс подняла его, освещая черный обелиск, испещренный надписями на незнакомом языке. Рядом с обелиском лежала кучка белых округлых камешков, каждый размером с куриное яйцо. И связка тонких длинных свечей, похожих на церковные. Только они были темно-бурого цвета, будто покрытые засохшей кровью.
– Что это? – Диана напряглась, делая шаг назад. – Куда вы меня привели?
От обелиска веяло неприкрытой угрозой и странным, пронизывающим холодом. Этот холод Диана почувствовала еще в тот момент, когда Инесс почти силком заставила ее перешагнуть порог пещеры. Было в нем что-то пугающее, потустороннее.
А еще каменистый пустырь перед входом и рисунок скал вдоль берега, на который с ревом и грохотом бросались морские волны, показались ей очень знакомыми.
Она словно была уже здесь. И не раз. Или видела это место в тяжелых, не дающих отдыха снах.
А теперь, остановившись перед обелиском, Диана ощутила тревогу. Необъяснимую, на уровне подсознания. Эта тревога охватила ее легкой дрожью. Заставила плотнее стянуть шерстяной платок на груди.
Но это не помогло.
– Это то место, где ты должна быть, мерзавка, – процедила Инесс.
В глазах герцогини полыхнуло темное пламя. Лицо исказилось, превращаясь в гротескную маску. Чувственные губы изогнулись в хищной усмешке.
Диана наконец поняла, что ее обманули. Джерард не звал на помощь. А если и звал, то не в этой пещере.
– Я ухожу отсюда, – заявила она, решительно разворачиваясь к выходу.
И получила удар по голове.
Очнулась от вкуса собственной крови, наполнившей рот. Наверное, прикусила язык при падении. Вряд ли Инесс пинала ее бесчувственную. Хотя теперь Диана уже ни в чем не была уверена.
Застонав, она открыла глаза. Голова кружилась, горло сжималось от тошноты, а вокруг стоял вязкий туман. Странные белесые испарения поднимались от пола пещеры, выстеленного мелким морским песком, и от неровных каменных стен.
Диана попыталась вспомнить, что произошло. Ночь, Инесс и их безумный поход туда, где якобы ждал помощи Джерард.
Сейчас она лежала у подножия обелиска, а герцогиня, передвигаясь на четвереньках, выкладывала вокруг нее кольцо из тех странных камешков, похожих на гальку. Они были одинаковой формы и размера. Инесс, видимо, здорово заморочилась, подбирая их.
Диана попыталась перевернуться и вдруг поняла, что связана. Руки были стянуты за спиной, а лодыжки примотаны друг к другу.
Ее возня привлекла внимание герцогини. Инесс отвлеклась от раскладывания гальки, обернулась и, склонив голову к плечу, будто птица, уставилась на пленницу глухим злобным взглядом.
– Что вы делаете? – спросила Диана, стараясь говорить спокойно и ровно. – Зачем связали меня?
Она уже поняла, что перед ней сумасшедшая. Взгляд герцогини ди Ресталь был лишен даже проблеска разума. Инесс захохотала, подтверждая страшные догадки.
Диана похолодела: она тайно вышла из замка с агрессивной сумасшедшей. И никто не знает, куда они пошли. Она и сама этого не знала, пока не оказалась здесь.
– Ваша светлость, развяжите меня, – повторила она попытку, не особо надеясь на результат. – Давайте забудем это недоразумение и вернемся в замок. Я никому ничего не скажу.
Но Инесс на нее уже не смотрела. Она вновь опустилась на четвереньки и, пыхтя, продолжила выкладывать круг из камней. А между камнями вставляла в песок те бурые свечи.
Закончив, разогнулась, но с колен не поднялась, уставилась на обелиск.
Диана невольно проследила за ее взглядом. Хотя для этого пришлось вывернуть шею, ведь лежала она спиной к обелиску.
Увиденное ее потрясло.
Все свечи вспыхнули одновременно, будто некая сила зажгла их. Пламя затрещало, затрепетало на фитилях, рассыпая искры и отбрасывая во все стороны нелепые пляшущие тени. Одна из этих теней была особенно странной и темной. Она взвилась над обелиском и вдруг потянулась к Диане, нависла над ней.
Взгляд неведомого существа заставил вскрикнуть и сжаться от ужаса.
Диана зажмурилась. Это все, что она могла сделать.
Словно в кошмарном сне услышала голос. Настолько жуткий, что он не мог принадлежать существу из плоти и крови.
– Повторяй за мной! – каждое слово, каждый звук отбивался в голове ударом набата. – Повторяй!
– Нет! – закричала, жалея, что нельзя заткнуть уши.
И лишь потом поняла, что этот голос звучит в ее голове. В ее мыслях.
А еще минутой позже осознала, что порождение мрака обращалось не к ней. Оно говорило с Инесс, а та продолжала смотреть на него лишенным разума взглядом.
– Авалсан дэ, – произнес голос, и герцогиня послушно повторила, растягивая гласные, словно песню. – Инмурэа ови дара. Молнуа дари.
Диана не понимала слов, но чувствовала, как в воздухе разливается напряжение. Как покалывают кожу множество тонких и острых иголочек. Как начинают потрескивать волосы, словно она находится в центре грозового облака.
– Не делай этого, Инесс, – простонала, тщетно пытаясь достучаться до герцогини. – Давай вернемся в замок! Нас наверняка уже ищут!
Но та не обращала внимания.
Инесс целиком и полностью была увлечена жуткой тенью. А тень становилась все больше, ее голос звучал все громче. И все меньше оставалось сил сопротивляться ему. Все меньше оставалось надежды…