Хозяйка проклятого острова

Казалось, спасения нет. Но из темноты пещеры в сторону герцогини метнулась еще одна тень.

– Именем Безымянной заклинаю тебя! Остановись!

Старый, заношенный плащ взметнулся, словно крылья огромной птицы.

– Рушка! – закричала Диана, узнав вещунью. – Я здесь!

И задергалась сильнее, охваченная надеждой.

Инесс с утробным рычанием развернулась к старухе. Выставила руки вперед, согнув пальцы, будто когти, и с невиданной прытью налетела на Рушку.

Вещунью отбросило прочь.

Кто-то или что-то, невидимое глазу, снесло ее с ног.

– Рушка! – ахнула пленница.

Лесная ведьма медленно приподнялась. Встать на ноги после такого удара у нее уже не было сил.

– Инесс, – заговорила она, сверкая глазами из-под глубокого капюшона. – Я ведь предупреждала тебя! Нельзя смешивать ваши с Джерардом судьбы. Но ты не послушалась!

– Авалсан дэ, – словно выплюнула Инесс, продолжая читать заклинание. – Инмурэа ови дара! Молнуа дари!

С каждым словом напряжение все возрастало. Диана застонала, когда ее голову словно сдавило стальными обручами. Из глаз давно текли слезы, но она этого даже не ощущала.

Внутри росло осознание, что это конец. В последние мгновения своей жизни она почему-то думала о Джерарде. О том, что, возможно, у них все могло быть иначе. А теперь она даже не сможет родить его ребенка.

Малыша было особенно жалко. И Диана никак не могла его защитить. Ее лишили даже возможности положить ладони на живот, чтобы хоть так чувствовать своего ребенка.

“Жаль, что я не успела рассказать Джерарду, – мелькнула последняя мысль перед тем, как сознание отключилось. – Очень жаль”.

Того, что случилось дальше, она не увидела.

В темноте пещеры, озаренной лишь трепещущим светом свечей, Рушка вскинула руки. Широкие рукава плаща скользнули вниз, обнажая сухую и сморщенную кожу вещуньи.

– Замолчи! – приказала она герцогине неожиданно властным тоном. – Замолчи ради собственного ребенка! Безумная! Ты не ведаешь, что творишь!

– Ты уже ничего не изменишь, старуха! – прохрипела Инесс чужим голосом. Или это ответило воплощение мрака.

– Ты прав, Арадар, я ничего не могу изменить.

Дух недовольно взвился над головой Инесс:

– Знаешь мое имя? Впрочем, это уже не важно! Ты бессильна против меня!

Рушка скрыла улыбку. Она не пыталась ему помешать. Ей это было не нужно.

– Зато я могу видеть будущее, – тихо сказала она, глядя на вход за спиной герцогини. – И поверь, мою дочь ты не получишь!

Словно подтверждая ее слова, в пещеру ворвался принц.

Джерарду понадобилась пара мгновений, чтобы оценить ситуацию. Увидеть круг из морских камней, Диану внутри него и Духа, который почти сконцентрировался над ее головой. Не хватало самой малости.

Инесс произносила последние слова заклинания.

Раздумывать было некогда. Ди Лабард понимал лишь одно – он должен прервать ритуал.

Прервать любым способом.

Даже ценой собственной жизни.

От входа до Инесс было всего четыре шага. Джерард пересек их в одно мгновение, схватил женщину и нажал нужную точку на шее. Герцогиня обмякла в его руках. Ее голова безвольно упала на грудь.

Выдохнув, он уложил бывшую фаворитку на землю, а затем бросился к Диане.

Но слова все еще звучали. Проклятый Дух набрал достаточно силы, чтобы самостоятельно завершить заклинание.

Круг! Надо разрушить круг.

Джерард успел лишь коснуться камней, как его самого откинуло прочь. Мимо пронесся Ормонд ле Блесс.

Даже в лучшие свои времена Ормонд вряд ли осмелился бы на подобный прыжок. Но сейчас его вело особое чувство. И оно придало ему сил.

Оттолкнув принца в сторону, он вытянул руки и упал. Прямо на свечи и белые камешки.

Над фитилями упавших свечей взвилось багровое пламя. Такое огромное, что оно лизнуло свод пещеры, оставляя на нем следы копоти.

Камешки заискрились.

Сила, копившаяся внутри круга, рванула наружу ослепительно-белым огнем, обжигая Ормонда, сдирая с него кожу, ломая кости. А затем устремилась к обелиску, у подножья которого лежала Диана.

– Нет! – Дух завыл, позабыв о заклинании.

Теряя клочья мрака, он метнулся наперерез огненной волне. Но у него на пути возникла человеческая фигурка, закутанная в старый плащ.

– Арадар! – прозвучал женский голос. Неожиданно звучный и властный. – Ты проиграл. Силой и волей Безымянной богини изгоняю тебя!

– Рушка? – удивленно выдохнул Джерард.

На его глазах сотни раскаленных добела стрел вонзились в гранит. Обелиск затрещал, распадаясь на части, словно хрупкий фарфор.

– Нет! – раздался истошный вопль.

А затем остатки обелиска осыпались, превратившись в песок. Песок обратился в пыль. Неведомо откуда взявшийся ветер подхватил эту пыль и унес в сторону выхода.

Дух засветился. Заметался, рыча и стеная. Казалось, в кромешной тьме, из которой он был соткан, кто-то проделал дырки, и теперь сквозь них сиял свет. Такой яркий, что Джерард прикрыл глаза рукой.

В какой-то момент сгусток тьмы стал сгустком света. А затем пещеру сотряс подземный толчок.

С потолка посыпались мусор и осколки камней.

Медлить было нельзя. Подхватив Диану на руки, Джерард бросился к выходу. Он видел, как за ним, прихрамывая и держась рукой за отбитый бок, ковыляет вещунья.

Рушка успела добраться только до середины тоннеля, а принц уже спешил обратно в пещеру.

– Присмотри за ней! – приказал он старой женщине. – Я должен спасти Ормонда и Инесс.

Она молча посторонилась, а затем смотрела ему вслед, пока он не исчез во мгле.

Из глубины подземелья все чаще раздавались толчки. Их сила постепенно росла.

– Ты всех спасешь, мальчик, – прошептала Рушка, когда очередной толчок едва не сбил ее с ног, а по стене рядом зазмеилась тонкая трещина. – Но спасешь ли себя?

Джерард ее не услышал.

Огонь в пещере давно погас. Нырнув под рушащиеся своды, принц почти на ощупь отыскал герцогиню. Она лежала там же, где он ее и оставил.

Подхватив женщину одной рукой и прижав к боку, он точно так же поступил с телом Ормонда. И только тогда понял, что все это время так мешает и жжет: на глаза навернулись слезы.

Первые слезы с того момента, как он очнулся в этой пещере и заключил сделку с Духом!

Темная магия, которая столько лет держала его сердце в оковах… исчезла.

Проклятье утратило силу.

***

Была глубокая ночь, когда внезапный писк аппаратуры заставил Бориса очнуться. Не веря своим глазам, мужчина уставился на дочь. Диана, или кем бы она ни была, выгнулась мостиком над кроватью.

– Дочка! – Суховской вскочил, не зная, что делать.

Он попытался уложить ее, но девушка внезапно открыла глаза. Они были красными от набрякших сосудов, испещривших закатившиеся белки.

– Отойдите! – крикнул кто-то, грубо отталкивая его. – Почему в палате посторонние?

Миг – и Бориса оттеснили от кровати люди в белых халатах.

– Идемте, – сказала какая-то женщина. Судя по бейджику – дежурная медсестра. – Я сделаю вам кофе.

– Что с моей дочерью? – Суховской вцепился в ее руку.

– Успокойтесь, все в порядке. Ей сейчас окажут помощь, – улыбнулась медсестра.

Но по ее бледному лицу и бегающему взгляду было понятно, что она сама не понимает, что происходит.

Борис дернулся к дочери.

Спины в белых халатах закрыли ему обзор. Но они не могли закрыть истошный писк аппаратуры или экран системы жизнеобеспечения.

– Нет-нет, – медсестра потянула его за локоть прочь из палаты. – Вам тут нельзя находиться! Доверьтесь врачам. Они знают, что делать.

– Эти врачи за четыре месяца не узнали, что с моей дочкой не так! – прорычал Суховской, отбрасывая ее руку. – Я никуда не уйду!

Ответом ему стал громкий треск.

С ужасом и недоумением он уставился на монитор. Туда же смотрели и все остальные. По толстому стеклу, за которым заполошно металась кривая сердечного ритма, то взвиваясь острым пиком, то превращаясь в прямую линию смерти, расползались тонкие трещины.

– Что за черт? – ругнулся один из врачей.

Новый треск раздался со стороны окна. На больничный стеклопакет словно накинули паутину, и эта паутина разрасталась прямо на глазах. А следом один за другим стали взрываться стеклянные предметы в палате.

Первыми, искрясь и потрескивая, лопнули лампочки. Вторым – монитор. Затем – ваза и чашка, забытые на столе…

Воздух наполнили перепуганные крики людей. Прикрывая лица, они ринулись вон из палаты. Кто-то толкнул Бориса. Но Суховской лишь отмахнулся, не отреагировав на болезненный вскрик, и бросился к дочери.

Под ногами хрустело стекло. Но все внимание мужчины было приковано к телу, которое медленно поднималось над кроватью. Одеяло сползло с “Дианы”, обнажив похудевшую фигурку, прикрытую лишь больничной рубашкой. И словно в безумном кошмарном сне Борис увидел, как его дочь начинает светиться.

Сияние становилось все ярче и ярче. Оно шло от кожи “Дианы”, заключив девушку в сияющий кокон, и в этом коконе ее фигура становилась все меньше.

Не сразу, но Суховской сообразил: его дочь исчезает! А он даже не успел выяснить, правду ли сказала Тамара!

Не отдавая себе отчета, он рванул к дочери. Хотел схватить, но обжегся о лучи странного света.

Неведомая сила отбросила его прочь от девушки в самый угол палаты. Бориса впечатало в стену. Он медленно сполз, не чувствуя боли в онемевшем, отбитом теле, и уже оттуда широко раскрытыми глазами смотрел, как яркий свет заполняет пространство.

Секундная вспышка.

Удар по глазам.

И полная темнота.

Только спустя время Суховской сообразил, что рядом с ним суетятся люди. Кто-то бинтовал ему обожженные руки.

– Господин Суховской, вы меня слышите? – словно сквозь вату долетел чей-то встревоженный голос. – Вы знаете, что здесь произошло? Где ваша дочь?

– Моя дочь? – он мотнул головой. Та отозвалась противным гулом и тупой болью в затылке. – Почему здесь темно? Включите свет, мать вашу!

Кто-то склонился над ним. Борис не увидел – просто почувствовал.

– Посмотрите сюда, – сказал уже другой голос. – Вы меня видите?

– А должен? – мрачно хмыкнул мужчина.

– Так, позвольте, я кое-что уточню.

Борис не сопротивлялся, когда чьи-то пальцы оттянули ему веко. В темноте заметалось размытое, едва заметное белесое пятно.

– А теперь? – спросил тот самый навязчивый голос. – Что видите?

– Ничего! Пятно какое-то. Где моя дочь? Что вы с ней сделали?

– Боюсь, тот же вопрос мы пришли задать вам, Борис Семенович.

– И что это значит? – он весь подобрался.

– Ваша дочь исчезла.

– Что? Как это исчезла?

Позабыв про боль, он тяжело поднялся. Ничего не видя в окружающей тьме, просто шагнул в сторону голоса.

– Сядьте, пожалуйста, – кто-то попытался его удержать.

– Р-руки! – рыкнул Суховской. – Я хочу знать, что с моей дочерью! Она четыре месяца пролежала тут, не приходя в сознание. А теперь вы заявляете, что она исчезла? Как? Ушла ногами? Или ее похитили?

– Это мы и пытаемся выяснить. К сожалению, в момент инцидента все камеры вышли из строя, как и вся электроника на этаже. Мы не знаем, что здесь случилось, но обязательно выясним. И надеемся, что вы нам поможете.

– А я надеюсь, что вы найдете мою дочь! Иначе я вашу богадельню по камешку разберу!

Охваченный гневом, он не заметил легкий укол. Лишь когда тело стало тяжелым и непослушным, понял: ему что-то ввели.

– Тебе нужно отдохнуть, – на этот раз голос был женским. – Я обо всем позабочусь.

– Тамара? – прохрипел Суховской, борясь со сном.

Нежные, но настойчивые руки уложили его на что-то мягкое. Видимо, кровать.

– Спи. Все хорошо.

Это прозвучало словно приказ. И Борис покорно смежил веки.

– Что с ним? – прошептала Тамара у него за спиной, боясь разбудить. – Почему он ничего не видит?

Но он и не спал. Сознание продолжало цепляться за эту реальность.

– У него пострадала сетчатка. Такое бывает, если без защиты смотреть на затмение солнца.

– Но зрение восстановится? – супруга разволновалась.

– Мы сделаем все, что в наших силах.

Последняя мысль Суховского была о Диане. А потом он отключился.