Хозяйка. Рассказы о людях и нелюдях

– Дедушка, охотникам сейчас помогает техника, люди лечатся таблетками. К тебе ведь никто почти не ходит. – Снисходительно улыбалась Нина. Ничуть не верила она в дедовы россказни. Только в полярные ночи, когда тьма обступала посёлок и сутками выл ветер, щедро забрасывая снегом улицы, к сердцу девушки подступал первобытный страх. И всюду чудились странные существа, незримые силы. Одни могут обидеть, погубить, другие готовы защитить, ободрить. Главное – уметь говорить с ними, слышать их, ублажать дарами. Одному духу хватит кусочка тюленьего жира и плошки крови, а другому – целого оленя подавай.

В детстве от страхов полярной ночи Нина пряталась за печкой, вблизи дедова шаманского наряда – длинной шубы, обвешанной вырезанными из дерева птичками, зверьками, бусами, перьями. Каждая мелочь что-то означала, каждое изображение придавало сил и знаний. Нина смотрела на шубу и выковыривала мох, которым были туго-натуго забиты пазы между брёвнами. Бабушка ругала за такое.

Глава вторая. Внучка шамана

Вспоминается Нине из детства. Едва забрезжит рассвет, идёт она с дедушкой в тундру. Весной и летом обувают сапоги. Добычей деда будут гуси. Он приветствует стаи этих птиц, когда они возвращаются с юга – так принято. Зимой добыча другая – куропатки. Акай на широких охотничьих лыжах, Нина на детских пластиковых, которые порой проваливаются в снег, потому что узкие. Дед покупные лыжи критикует, обещает сделать Нине настоящие.

Оба одеты в одежды из оленьего меха, сшитые бабушкой по старинке.

Дед говорит, что идут не на охоту, а в гости – чтобы зверей не вспугнуть. Некоторых и вовсе не стрелял. Росомаху считал духом-помощником. В детстве была у него ручная росомаха. Вовсе не злая. Игривая как щенок. Доброй улыбкой озарялось морщинистое лицо деда, когда вспоминал о своём питомце. Ещё он говорил, что нельзя обижать гагару.

– Эта птица помогает шаману в Нижний мир спуститься. – Поясняет дед. – Запоминай, и ты камлать будешь.

– Дедушка, я не хочу.

– Так и я не хотел. Но духи могут заставить. После смерти отца-шамана я думал просто оленеводом быть. А потом вдруг на семью беды посыпались, то дядя заболеет, то брат, понял я, что недаром это. Лечить их некому, доктора не понимают природу болезни. Пришлось одеть шубу шамана, бубен сделать и лечить, как умел. Что-то от отца помнил, но многое духи подсказали. Травы изучил.

– Травы знать полезно. А в остальное не верю.

Когда охотились не в лесу, а в тундре, маленькая Нина порой начинала растерянно озираться и спрашивала:

– Дедушка, а как ты дорогу назад находишь? Тундра повсюду белая и солнца не видно.

– А ты примечай любые мелочи. Видишь, куст наклонился к востоку, видишь, бочка пустая валяется, а здесь олени паслись, всё запоминай – на обратном пути примета будет.

Когда дед и внучка возвращались домой, на столе, среди обычных блюд появлялись странные, невиданные ею в городе. Мёрзлая тонко нарезанная рыба, сырой костный мозг. Иногда бабушка пекла лепёшки, смешивая тесто с рыбьей икрой. А ягоды и травы хранила, заливая топлёным жиром. Нине северная еда нравилась, но не вся. Теперь она готовила то, что хотела – попроще и побыстрей.

На девятый день после похорон Акая Нина напекла блинов, пригласила Саню. Когда попили чай, предложила навестить могилу деда. Она знала, что так положено у русских. Смутно помнила, что у нганасан не принято часто посещать кладбище, а если посетил, надо оставить угощение для души усопшего. Нина взяла пачку печенья, упаковку плиточного чая, который дед добывал через знакомых. Нина вычитала в Интернете, что плиточный чай сейчас делают из отходов производства – самой распоследней трухи, объясняла деду. Но тот крепко держался традиции. И добавлял в чай не только молоко, но и соль, и поджаренную на нутряном оленьем жире муку.

Саня и Нина быстро шли на лыжах по насту. Заканчивалась осень. Скоро на Таймыр должна опуститься полярная ночь. Лишь пару часов в сутки на улице будет становиться светлей, но солнце покажется из-за горизонта только в середине января.

– Постоянно здесь лямку тянуть – я бы не выдержал. – Быстро говорил Саня. – Показывал мне знакомый эвенк, как живёт. На нартах стоит шалаш из жердей, обитых оленьими шкурами…

– Балок. – Поправляет Нина.

– Ну да. В балке буржуйка. Матрасы на голом полу. И ездит этот мужик с женой в балке всю жизнь за оленьим стадом. Двадцать первый век! Из благ цивилизации только мобильный интернет и консервы.

– Дедушка хотел, чтобы я так жила… – смеётся Нина, но тут же её лицо становится грустным. – Он считал, что это лучшее в жизни. Много оленей, балок, муж из местных, и чтобы я шаманила.

Саня любовался Ниной. Как ловко она едет на лыжах, в каждом движении – уверенность и сила. А он запыхался. Надо же.

– Помнишь, как твой дед меня хореем от дома гнал? Но я не в обиде – он добра тебе желал. Каждый добро видит по-своему.

– Может быть, дедушка одиночества боялся. Поэтому выдумал, что моя судьба здесь.