Хозяйка розового замка

Я заметила, что его совершенно не интересует, была ли я в чем-то виновата, заслужила ли такое обращение со стороны Александра, — для отца это все было неважно. Он видел только то, что его дочь, одну из де ла Тремуйлей, кто-то ударил, — его дочь, которую не смеет бить никто, даже король.

— Что же вы хотите делать? — спросила я нерешительно.

— Сюзанна, мы на следующей неделе отправимся туда, и этот человек поймет, что вы не столь беззащитны, как он полагает.

— Вы хотите заставить меня вернуться к нему? — вскричала я, даже приподнимаясь в кресле.

— Нет.

Сжав руку в кулак, он разъяренно произнес:

— Не могу утверждать, что мне удастся забрать у него Филиппа, но внучек он мне отдаст — рано или поздно, это только вопрос времени. Я добьюсь специального эдикта короля, если будет нужно. А уж этому он не сможет противиться.

— Вы думаете? У него тоже есть вес в роялистских кругах.

— Он слишком военный, Сюзанна, а я в некотором роде дипломат. Каким бы влиянием этот человек ни обладал, ему никогда не встретиться с королем, а я, быть может, увижу Людовика XVIII уже в августе.

Поглядев на меня, он уже мягче спросил:

— Ну, разве я когда-нибудь давал пустые обещания? Я выполню все, что сказал. Девочки вернутся к вам. А развод… я сам теперь желаю развода.

Я слушала его, чувствуя, как воскресает во мне надежда. То, что Александр разрешил мне видеться с детьми, — этого все-таки было мало. Я нуждалась в большем. Я хотела, чтобы дети всегда были со мной. Теперь я думала, что это не так уж невозможно. Когда-то отец пообещал мне, что добьется для Жана имени де ла Тремуйля, и добился.

— Да, но Филипп, — пробормотала я неуверенно. — Он ведь такой маленький.

— Филиппа я вам не обещаю, дорогая. Пожалуй, будь у меня сын, я бы никому его не отдал. А Филипп — единственный наследник дю Шатлэ. К сожалению, надо что-то оставить и этому роду. Хотя, признаю, я не уверен, что человек, поднимающий руку на аристократку, может дать своему сыну достойное воспитание.

Я сдавленным голосом спросила:

— А что мы будем делать потом? Добиваться развода?

— Если вы оба будете этого добиваться, вас разведут.

Придвинув свое кресло к моему, чуть наклонившись вперед, отец сразу взял деловой тон и поведал о своих планах на будущее. Они состояли из бесконечных поездок, в которые он непременно включал и Жана. Но самым невероятным оказалось то, что за услуги, оказанные трону, мой отец был награжден небольшим поместьем в графстве Йоркшир — это был подарок короля Англии. Стало быть, мы теперь имели постоянный источник дохода — наш, принадлежащий только нам. Отныне через банк в Руане мы каждый год будем получать переведенные из Англии девяносто тысяч ливров.

— Значит… значит, Жан теперь не беден? — переспросила я, не веря своим ушам. — Значит, он владеет не только Сент-Элуа?

— Сент-Элуа всегда на первом месте, — поправил меня принц. — Тем более когда у нас есть деньги для его восстановления. Но, конечно же, он теперь будет служить в армии не за жалованье. Это уже не будет иметь для него значения. Я переписал поместье на его имя.

После недолгой паузы принц добавил:

— Вы теперь тоже стали состоятельной женщиной. Ведь деньгами Жана до тех пор, пока ему не исполнится двадцать один год, распоряжаетесь вы.

— Я распоряжусь ими только ему на пользу, — прошептала я с улыбкой. — Я попытаюсь отстроить Сент-Элуа. Я думаю, еще лет шесть-семь — и он станет почти таким, как прежде.

Он осторожно сжал мою руку.

— Знаете, Сюзанна, вы только теперь становитесь настоящей.

— Как это?

— Настоящей дамой из нашего рода — решительной, сильной, гордой. Раньше, честно говоря, я не так был в этом уверен.

Ничуть не обиженная, я рассмеялась:

— Что поделаешь, даже я взрослею, отец.

Я ощутила, как воскресло между нами трепетное чувство родства — как тогда, когда шесть лет назад мы расставались в замке Шато-Гонтье. В нашу прошлую встречу такого чувства не было. А вот теперь мы были объединены — общим будущим, общими интересами, общими взглядами. А Жан? Любовь к нему объединяла нас сильнее всего.

Чуть хмурясь, отец вдруг спросил:

— Что же все-таки случилось с вами в Париже, Сюзанна?

Я вздрогнула, мгновенно уяснив, что он имеет в виду. Вопрос можно было истолковать так: что за любовник у вас там был — любовник настолько исключительный, что вы из-за него подвергли риску свой брак?

— Эти россказни, касающиеся Клавьера, я уже слышал. Я знаю, что это неправда. Но правды, кроме вас, не знает никто.

— Да, не знает, но…

Назвать имя Талейрана казалось мне немыслимым. К тому же разве само имя что-то значило? Я в замешательстве пробормотала:

— Отец, это был дворянин, весьма, впрочем, незначительный, и я не считала его достойным большого внимания. Можно сказать, все случившееся — сущее недоразумение. Не спрашивайте меня больше об этом.

— Я больше ничего не спрошу, потому что уверен, что вы не способны совершить ничего недостойного вас.