Хозяйка Шварцвальда

– Что? – растерянно переспросил Зильберрад.

– Судите сами: я прихожу в ваш дом на крики и вижу, что вы чудовищным образом истязаете бедную девушку. А на втором этаже лежат бездыханные тела еще одной женщины и двух малюток, упокой их души Господь. Как вы сможете доказать, что это не вы их убили?

Урсула засмеялась, но вместо смеха из горла вновь вырвался кашель. Отец Лукас придвинул стул и помог ей сесть, налил холодного пива и поставил перед ней кружку. Зильберрад же, разом утратив весь запал, стоял неподвижно, тяжело дыша, и лишь переводил взгляд с одного на другую. Дело для него принимало плохой оборот. Его вспыльчивый нрав знали все в Оффенбурге, и у многих членов совета на него имелся зуб. А появление в доме трех мертвых тел объяснить чрезвычайно трудно, тем более если против тебя свидетельствует священник.

Зильберрад понимал это прекрасно и не колебался с решением.

– Прикончи его, – велел он слуге.

Но мальчик не шелохнулся. Урсула прежде видела, как умеют двигаться демоны, какие они быстрые и бесшумные. Если она что-то и успела уяснить о повадках нечистой силы, так это то, что та не медлит. Ауэрхан ни мгновения не раздумывал, когда Кристоф Вагнер приказал ему оторвать Агате голову. Даже если решение хозяина ему не нравилось, он и словом не возразил.

– Не мучайте его, он не может, – попросил отец Лукас, присаживаясь рядом с Урсулой. Он взял ее за руку, и от тепла его ладоней у нее мурашки побежали по всему телу. – Видите ли, в нашем мире, как и у вас, царит строгая иерархия. Как говорили римляне, quod licet Iovi, non licet bovi… Солдат никогда не пойдет против генерала. Вам повезло, господин Зильберрад, вам достался на редкость смышленый юноша. Но не все ваши приказы он может выполнить. Если хотите, он подаст петицию в высший суд, но наше судопроизводство… В общем, рассматривать ее будут долго, уверяю вас. Все решают связи, как и у людей.

– Тогда делай то, что я велел ранее.

Голос Зильберрада стал совершенно бесцветным. Он смотрел на Урсулу не мигая, и в его глазах она видела только пустоту.

– Боюсь, и этого я не могу позволить, – мягко сказал отец Лукас. – Я уже упоминал, что Урсула – прихожанка моей церкви, а добрый пастырь должен оберегать своих овец.

Тогда Зильберрад бросился на нее сам. Но не успел он коснуться ее кожи, как отдернул руку, яростно зашипев, словно сам воздух обжег его. «Теперь, – подумала Урсула, – он понял». Теперь он подошел к той грани бессилия, на которой так долго стояла она. Теперь он знает, каково это.

…Они ушли. Просто ушли, потому что у Зильберрада больше не осталось против Урсулы никакого оружия. Он опустился на стул и не шевелился, когда они покидали порог его дома. Не плакал, не стонал, а лишь сидел неподвижно, низко опустив голову и рассматривая свои башмаки.

А Урсула чувствовала, что вырвалась на свободу. Теплая ночь пахла до того сладко, что грудь сжималась от легкой тоски. Отец Лукас бережно положил ее руку себе на локоть, и так они дошли до реки. Вода слабо сверкала в свете луны. Впервые за долгое время Урсула ощутила спокойствие на душе.

– Как он объяснит три трупа в своем доме?

Она не спрашивала, а рассуждала вслух, но отец Лукас все равно ответил:

– Его родной брат заседает в городском совете. Вот пусть он и придумывает объяснения: нападение грабителей, ведьминские козни… За него не беспокойтесь, дорогая Урсула. Лучше скажите, вы уже думали, что будете делать дальше?

– Так далеко я не заглядывала…

Горло все еще саднило.

– Хотелось бы и дальше жить под крышей поместья, если господин Вагнер позволит. Я привыкла к нему.

– Кристоф Вагнер уедет в ближайшее время.

– О! – Эта новость ее опечалила. – Далеко?

– В Виттенберг. Уверен, они с Ауэрханом возьмут вас с собой, если вы того захотите.

Она подошла к берегу – топкая земля прогибалась под ступнями – и прикрыла глаза.

– А если нет?

– Вы могли бы остаться в Шварцвальде. Стать хозяйкой поместья, если ваша душа этого желает. На какое-то время.

– А потом?

– А потом, – его дыхание защекотало ей шею, в точности как дыхание Зильберрада недавно, – вам станет скучно.

Они молчали. Мерно квакали лягушки. Издалека доносились вопли кошачьей свадьбы и короткие выкрики стражников, что патрулировали улицы. Обыкновенные звуки ночного города.

– Вы впечатлили меня сегодня, Урсула.

– Тем, что убила женщину и двоих детей?

– Тем, что не отступили от своих намерений и наказали обидчика, хотя все было против вас. Я видел много людей, способных за любой пустяк убить человека без всякого раскаяния. Вы не из таких. Тем важнее то, что вы сделали. У вас может быть большое будущее, Урсула. Вы же когда-то мечтали шить для любовниц кайзера. О чем вы мечтаете сейчас?

Она задумалась. Никогда в жизни она не испытывала такого душевного трепета, как тогда, когда увидела страшную догадку на лице Зильберрада. Но не он один был во всем виновен. Весь Оффенбург лежал во зле. Этот город сжег Эльзу Гвиннер, этот город безмолвствовал, когда маленькую девочку держали в ледяном карцере. Оффенбург привык перемалывать человеческие души в пыль. Однажды он тоже поймет.