Хозяйка Шварцвальда

Больше месяца прошло с их последней ссоры на конюшне, и с тех пор они едва ли сказали друг другу пару слов. Сперва Агата не обращала внимания на молчание служанки, а потом как-то затосковала. Разумеется, она не испытывала к Урсуле привязанности. Просто за время жизни вместе они выстроили вокруг себя некое подобие шатра, внутри которого были веселая болтовня и глупые шутки, понятные только обитателям зачарованного поместья. Когда Урсула сидела за шитьем, а Агата – за книгой, часы текли размеренно и, несмотря на тишину, приносили странное удовольствие. После ссоры Агата обнаружила, что сидеть за книгой в одиночестве – совсем не то же самое. Она попыталась найти то, что давала ей Урсула, в других домочадцах, но без толку. Кристоф не мог усидеть на месте, Берта не в силах была помолчать даже чуточку, Ауэрхан придирался к выбору книг, а Харман не одобрял чтение как таковое.

Агата откинула крышку дорожного сундука, который доставили в ее комнаты, и достала гребень:

– Я надерзила князю-пробсту. Жирный боров рассердился.

В любое другое время Урсула цокнула бы языком, или закатила глаза, или поджала губы. Но сейчас она только хмыкнула, и этот знак одобрения удивил и обеспокоил Агату.

В поездке прислуге вроде Урсулы полагалось спать на полу или на сундуке, но в спальне стоял такой холод, что об этом и речи не было. Агата позвала ее к себе, и они вдвоем залезли под одеяло. Простыни были сырые и ледяные. Здешние слуги даже не подумали принести медную грелку с углями, чтобы нагреть постель. Не сговариваясь, девушки повернулись друг к другу лицом. Урсула подложила ладонь под щеку, как будто у нее болел зуб. Агата отметила, что выглядит она не ахти. Похоже, недуг так и не отпустил ее.

– Еда тут преотвратная, – неожиданно созналась Урсула. – Я ни кусочка не съела.

Агата нахмурилась. Кормили их за ужином вполне пристойно. Даже она, избалованная лучшей стряпней Берты, не смогла бы придраться. Конечно, слугам наверняка дают что поплоше, но все-таки…

– Меня чуть не стошнило. – Урсула облизала пересохшие губы и поморщилась. – Ну ладно, стошнило.

– А что Харман? – спросила Агата.

– Уплетал за обе щеки.

Они полежали молча. Что-то вертелось в голове Агаты, но она никак не могла ухватить мысль. Неожиданно Урсула шепнула:

– Мне кажется, я больна.

Агата дотронулась до ее щеки. Теплая, но жара нет. Урсула дернулась от прикосновения, на мгновение ее глаза расширились, как от испуга.

– Мне и дома в последнее время ничего в рот не шло, кроме квашеной капусты, – продолжила она. – Так ее хотела, что едва полбочонка не слопала в подвале. А тут порченое все, как сам этот гнусный город. Поскорее бы убраться отсюда! Не приведи бог кровь начнется, я в этой сырости совсем умру.

Вот оно! Агата резко села. Пламя свечи рядом с кроватью колыхнулось.

– Как давно у тебя была кровь?

Хоть бы догадка не подтвердилась! Урсула уловила подозрение Агаты и задрожала сильнее, чем от холода. Она принялась считать, загибая пальцы, но несколько раз сбивалась и начинала заново.

– В то воскресенье отец Лукас читал проповедь о том, как Иисус накормил своих учеников. Я сама не пошла из-за крови, Берта мне пересказала.

«Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда..» Это читают на четвертое воскресенье Великого поста. Два месяца назад!

На лице Урсулы ошеломление сменилось ужасом. Она перевернулась на спину и схватилась за шею, как будто задыхалась.

– Это ребенок Хармана? – напрямую спросила Агата.

Урсула резко покачала головой.

– А чей тогда?

Наверняка речь шла о каком-нибудь юнце из соседней деревни, с которым Урсула познакомилась в церкви. Но девушка упорно молчала.

– Думаешь, он не захочет жениться? – догадалась Агата. – Не переживай. Как только вернемся, Ауэрхан поговорит с парнем и его родителями. Ему сложно отказать… Почему ты молчишь? Он что, уже женат?

Урсула не ответила ни да, ни нет. Неподвижная, с расширенными глазами, она казалась мертвой.

Агата тоже была растеряна. Конечно, она знала, что женщины беременеют и рожают, была знакома с анатомией и натурфилософией, читала эпитому De Humani Corporis Fabrica[25], знала, что, вопреки всеобщему мнению, сердце, а не печень, питает все тело кровью… Но все это было очень далеко от настоящей жизни, где в теле Урсулы день за днем рос незаконный плод. А если она связалась с женатым мужчиной, этот грех уже не получится прикрыть поспешным браком.

– Ты ничего не скажешь господину Вагнеру?

Голос у Урсулы был совсем слабый, как у умирающей кошки. За последние недели она сильно похудела. «Вот оно как, – думала Агата, – сперва младенец высасывает из тебя все соки, а затем разбухает внутри, как хлеб, брошенный в воду».

– Он меня прогонит, если узнает.