Хозяйка Шварцвальда

Злость схлынула так же внезапно, как накатила. Агата ни в чем не виновата. Она единственная не осталась в стороне, когда Урсуле потребовалась помощь. Пусть все пошло не так, как задумано, но она хотя бы пыталась. К тому же Зильберрада она ненавидела так же сильно, как Урсула, если не сильнее. Нет, она не заслуживала злости.

Урсула взяла ее за плечи и отодвинула от себя, разглядывая обновленную Агату Гвиннер. Поразительно, как любовь преображает людей! Казалось бы, она должна была превратить девочку в женщину, но на деле Агата словно сделалась моложе и свежее.

– Не сотрет, – весело сказала она.

Урсуле подумалось, что она впервые слышит от своей воспитанницы такой громкий и беззаботный смех. От этого у нее самой на душе потеплело.

– Конечно, – ответила она. – Просто сунет тебя в сундук, запечатает семью печатями и увезет обратно в Шварцвальд, откуда ты больше ни за что на свете не выберешься.

– Он этого не сделает. – Смех стих, но веселье все еще плескалось в глазах Агаты. – А если попытается, я сбегу при первой возможности.

Но Урсула знала, что ни к чему хорошему это не приведет. Вагнер будет в ярости, что у него отняли любимого питомца, а Ауэрхану не составит труда посадить Агату в клетку так, чтобы она никуда не девалась. Или, того хуже, он может разделаться с доктором ам Вальдом. Урсула убрала волосы с лица Агаты и вдруг ощутила себя очень старой и умудренной опытом.

– Когда вы собираетесь пожениться?

– Сегодня ночью. Церковь готова, священник ждет. Я пришла сюда, чтобы попросить тебя быть моей подружкой. Пожалуйста, Урсула, не отказывай мне!

Конечно, Агата была не дура и хорошо знала, что за это решение ей придется дорого заплатить. Просто сейчас ей не хотелось думать об этом, а хотелось насытиться своей радостью, наполниться ею до краев. Так кто Урсула такая, чтобы портить ей эту ночь?

Они еще долго обнимались и шептали друг другу нежные слова, словно дружили много лет, словно и не было между ними никакой зависти или злости. Урсула достала из сундука то самое злополучное синее платье, которое винила в том, что оно привлекло внимание Зильберрада. Но сейчас она поняла, что это нелепо. Платье ни в чем не виновато: это всего-навсего ткань и серебряная нить, а еще много часов кропотливой работы, дюжина сгоревших свечей и исколотые пальцы. Урсула решила, что не позволит своему насильнику отнять у нее торжество. Когда-то она мечтала стать швеей, что обшивает герцогинь. Чем Агата хуже?

Хотя платье и кроилось по меркам Урсулы, на то, чтобы подогнать его под Агату, ушло не больше четверти часа. Тут подколоть, там приметать… Такой пустяк! Пальцы Урсулы никогда не забывали свое ремесло. Она расчесала длинные черные волосы девушки и вплела в них жемчужные нити. Потом они потушили свет, как будто уже легли спать, и только слабый огонек свечи освещал их комнату.

При этом неярком свете Урсула оглядела Агату с головы до ног и осталась довольна. Ах, если бы у нее родилась дочь c кожей белой, как снег, волосами черными, как ночь, и губами красными, как кровь…

* * *

Ровно в полночь Рихтер ждал их у замка в крытой карете, чтобы отвезти к церкви. Он вежливо справился о здоровье Урсулы и обрадовался, услышав, что угроза миновала.

Агата чувствовала себя неуклюжей в платье с чужого плеча. Корсет затянули слишком туго, голова чесалась от шпилек. Все же она была полна решимости. Как ни крути, все-таки хорошо, что Рудольф ам Вальд – католик. В католической церкви никто – ни ангел, ни человек – не может нарушить таинство брака. Мужа и жену можно разлучить, заточить, пытать и даже убить, но клятвы, данные ими перед Богом и людьми, нерушимы. Это значило, что совсем скоро души Агаты и Рудольфа переплетутся, как корни деревьев, что растут по соседству.

У самого порога Агата внезапно оробела. Она-то ждала, что церемония пройдет в крохотной неприметной часовенке, но вместо этого их встретил залитый светом свечей просторный неф с пустыми деревянными скамьями. Рихтер захватил с собой скрипку, и под купол взлетела нежная тихая мелодия, похожая на дымок от свечи. Руки Агаты дрожали в твердых теплых ласковых ладонях Рудольфа. Она не могла перестать думать о том, как эти руки расслабят на ней шнуровку и погладят ее плечи. От этих мыслей по ее телу бежали мурашки и мысли путались.

Их венчал нестарый священник с приятным, располагающим лицом. Он говорил на латыни слегка картаво, но слова произносил четко и размеренно. Больше всего Агата боялась сбиться, повторяя обет верности, потому что убедила себя, что это будет дурным знаком. Но все прошло без единой запинки, словно они с Рудольфом готовились произнести эти слова всю свою жизнь.