Хозяйка собственного поместья

Обещание — это, конечно, хорошо, но…

— Ваше обещание останется в силе после развода? — спросила я, наплевав на хорошие манеры. — А то знавала я… Скажем, мой батюшка, вот уж кто был хозяин своего слова: сам дал — сам обратно взял.

Да простит меня мой папа, не имевший ничего общего с Настенькиным батюшкой, о котором я и говорила сейчас.

— Могу поклясться, — сухо сказал муж.

— Если нельзя верить на слово, то и от клятвы никакого толка не будет. Поверю вам.

— Благодарю. Тогда давайте сейчас же этим и займемся. Завтра управляющий заберет прошения и пошлет кого-нибудь в Ильин-град. А я напишу письмо своему другу-сенатору, и он проследит, чтобы прошение не затерялось.

Удобно быть князем. Есть кого послать, и друзья полезные. Но эту мысль я благоразумно придержала при себе.

Хорошо, что я согласилась на помощь Виктора. Чего стоило только начало прошения: «Всепресветлейшая, державнейшая великая государыня и императрица Мария Васильевна, самодержица всерутенская, государыня всемилостивейшая…» В жизни я бы не додумалась до таких оборотов.

Дальше я сообщала, что нашла способ сохранять продукты на несколько месяцев, а то и лет, и что это может пригодиться для снаряжения флота, «в путешествиях для открытия новых земель, чтобы к империи присовокупить», и для снабжения армии.

— Постойте, но для нужд армии и флота — это огромное производство! — подняла я голову. — У меня ни денег, ни земель, ни людей!

— Вы сказали, что вам нужна привилегия, а раз так, необходимо обоснование. Вы не обязаны обещать поставки армии и флоту, и без вас купцы за них передерутся, если вы захотите продать рецепт. А не захотите —организуете товарищество. Ваш рецепт, чьи-то деньги. Главное — найти хорошего управляющего.

Ладно, об этом я поразмыслю, если получу привилегию.

— Нужно будет приложить образец, — сказал Виктор, когда я закончила писать.

— Надеюсь, весь сенат кормить не нужно будет?

— Нет, — рассмеялся он. — Но кто-нибудь обязательно решится попробовать.

— Полдюжины хватит?

— Вполне.

— И еще вам придется убедить Марью пустить меня обратно на кухню. Это же с вашей подачи она меня оттуда выставила?

— В самом деле? — удивился Виктор. — Мне показалось, что я зря разорялся.

— В самом деле, — подтвердила я.

Кажется, отдых накрылся горшками с тушенкой.

Марья, выслушав меня, поджала губы.

— Это ж только вечером, чтобы на ночь в печь поставить? А я же тебя знаю — только на кухню пусти, и не выгонишь.

— Да ладно тебе ворчать, — улыбнулась я. — Перетруждаться не стану. Вот только пельменей налеплю, пока барин здесь, пусть заморозит. Рассол сварю, бочку подготовлю, и…

— И до вечера опять спины не разогнешь.

— Зато потом неделю в городе отдыхать буду.

Марья, все еще ворча, впустила меня в кухню.

— Рассол я сама сварю. А что за пель…

— Пельмени? — подсказала я. — Покажу и расскажу. Только сначала бочка.

Вместе с Дуней мы извлекли из сарая одну из бочек, в которых, по словам Марьи, маменька солонину держала. Я выставила бочку на солнце, внимательно осмотрела и, не увидев ни следа плесени, решила, что сгодится. Мы натаскали в бочку кипяток — и распарится, и стерилизуется, добавили соли, чтобы древесина потом не вытягивала ее из рассола и оставили так до завтра. Завтра Дуня выльет воду, вместе с Марьей они положат в бочку окорока, зальют маринадом, который я сварю сегодня, и попросят парней спустить бочку в подпол, где мясо и будет мариноваться не меньше месяца, готовясь к копчению. А к тому времени я так или иначе разберусь с коптильней.

Пока мы возились во дворе, верхом приехал мужчина. Одет он был так же, как и урядник, — в добротную крестьянскую одежду и сапоги, но, когда он спросил Виктора Александровича, речь его была грамотной и чистой. Виктор сам вышел из дома навстречу ему и представил мне своего управляющего, которого, похоже, очень ценил.

Мужчины устроились в гостиной, я велела Марье принести им чай, а сама занялась пельменями.

19

Давненько мне не приходилось готовить пельмени. На одну ставку врача жить не на что, на две — некогда, и уж точно не до них. Так что сейчас я чувствовала себя так, будто наверстываю что-то упущенное в прежней жизни. Сами собой вспоминались вечера в родительском доме, когда мы лепили пельмени всей семьей, даже папа подключался. Заполняли все доски в доме, чтобы потом вынести морозиться на улицу, прежде чем ссыпать в пакеты. А с Леночкой мы в последний раз делали их на Новый год…

Как она там? Жаль, что нельзя хоть одним глазком посмотреть.

Мотя ткнулся мне в лодыжки, заурчал. Я вздохнула, отгоняя внезапно подступившую грусть. У Леночки все будет хорошо, и у меня тоже.

— В город со мной поедешь? — спросила я кота.

Он посмотрел на меня снизу вверх и повернулся спиной, задрав хвост.

— Ну не хочешь — как хочешь, — хмыкнула я. — Будет хоть кому за домом приглядывать.

Кот мрякнул и принялся умываться.

— Вот и договорились. Только смотри сторожей с ворами не перепутай.

Мотя чихнул и продолжил намывать мордочку.