Хозяйка Судьба

Он закрыл вторую шкатулку и открыл третью, последнюю. Человеки… «Донесение имперского дознавателя первого ранга Корнелиуса Баха о секте Человеков…», Храм Единого… Хранители… «Записка Филолога Вараввы Ловца о житии живописца Василия Вастиона…», «Женевский Безумец, его прорицание, и выводы, следующие из разбора сохранившихся известий…» Да, это были именно те записи, ради которых следовало побеспокоить покой старинного тайника. Они стоили того, чтобы принять корону Яров и обязательства, делавшие ее еще тяжелее, чем она была на самом деле. И попали они к Карлу именно тогда, когда он всего больше в них нуждался. Не раньше, когда ценность их для него была относительна, но и не позже, чем это стало необходимо. Хотя о каком «позже» могла идти теперь речь? Но вот, что было ему совершенно очевидно, это то, что случай этот случайностью, на самом деле, не являлся. Ведь та особая тропа, которая привела его сюда, в этот кабинет, в этот именно день и час, началась не сегодня, как можно было подумать, и не только в зале Врат. Эта дорога была похожа на реку, рождающуюся из сотен ручьев и речушек, которые, сливаясь вместе, образуют ее главное течение. Она начиналась здесь в Цейре, где много лет назад Карл Дороган, посланный Евгением Яром, нашел на мосту над Данубой торговца кожами Карла Ругера, любующегося на праздничные фейерверки, зажженные в ту ночь в честь рождения принца Дмитрия. И в Линде — городе, откуда Карл ушел еще раньше, чтобы спустя годы и годы, придти в него вновь и получить из рук своего состарившегося племянника послание давно умершего императора. И точно так же дорога эта начиналась в зале Врат, но не несколько часов назад, а много раньше в утраченных воспоминаниях, возвращенных Карлу Зеркалом Дня, и страшном сне, показанном ему Зеркалом Ночи, а, на самом деле, начиналась она во множестве мест и множестве дней, но главное все-таки заключалось в том, когда и куда она, в конце концов, его привела.

«Спасибо, Евгений», — Карл сложил бумаги обратно в ларец, закрыл крышку, посидел секунду, все еще держа руку на темной самшитовой крышке, но потом все-таки встал из кресла и, уже не медля и не сомневаясь в том, что делает, возвратил все три ларца в темную нишу, где они ожидали его возвращения четыре десятка лет, и вновь закрыл тайник. Круг замкнулся, решения были приняты, и, чтобы отправиться в путь, ему оставалось всего лишь написать два личных письма и дождаться, пока нотарий Александр Ной не закончит составление копий официальных документов.

8

Было уже начало четвертого, когда Карл и Август покинули императорский дворец, и вновь оказались одни, но уже не в вечернем, как прежде, а в предрассветном сыром сумраке — недавно прошел дождь — окутавшем вымершие улицы Цейра.

— Пойдем, Август, — сказал Карл, сворачивая в один из темных переулков, ведущих, к восточной оконечности холма. — В Веселом Городке жизнь не замирает никогда. Там мы легко найдем открытую таверну, или гостиницу. Цейр только кажется сонным, на самом деле, пульс империи еще не исчез, и угли былого величия не угасли под слоем пепла.

Последние слова, хоть и были произнесены с подобающей случаю иронией, несли на себе отпечаток вполне очевидного сожаления. Выяснялось, что империя Яра оставила в его сердце и памяти гораздо более глубокий след, чем до сих пор думал он сам. Впрочем, Карл не испытывал по этому поводу ни раскаяния, ни удивления. Человек, как полагал он с давних пор, есть всего лишь результат своего опыта, а опыт Карла — значительный кусок его длинной жизни — был, так или иначе, связан с империей Евгения Яра. Так, чему же и удивляться, если возвращение в Цейр вызывало у него сильные и отнюдь не однозначные чувства?

Они прошли по нескольким освещенным одним лишь лунным светом кривым и узким улицам, и, миновав еще один переулок, погруженный в кромешную тьму и настолько узкий, что пробираться через него пришлось едва ли не боком, не встретив на пути ни одной живой души, вышли на короткую и довольно широкую улицу, освещенную для разнообразия несколькими горящими около дверей домов факелами и масляными фонарями.

— Ну, вот мы и на месте, — усмехнулся Карл. — Как видишь, кое-кто не спит даже в этом сонном городе.

— С вами хорошо путешествовать, Карл, — улыбнулся Август, открывая дверь какой-то таверны. — Могу я задать вам вопрос?

— Можешь.

Они вошли в полупустой зал, пол которого был усыпан опилками, а под сводчатым закопченным потолком плавали клубы табачного дыма, огляделись, нашли пустой стол, представлявший собой обыкновенную бочку, поставленную вертикально и прикрытую сверху «столешницей», сколоченной из грубо оструганных досок, пододвинули к нему пару простых трехногих табуретов, и сели в ожидании сонного служки, который в этот поздний час уже, казалось, едва переставлял ноги.