— Леон, друг мой, — торжественно объявил Карл, не забыв, впрочем, поднять кружку. — Клянусь богами и богинями, я говорю правду, истинную правду и ничего кроме нее.
— Ладно, — Леон задумчиво посмотрел на свою кружку и, неуверенно протянув к ней руку, поднял и взвесил в руке. — Возможно, я погорячился. Просто я привык, что ты знаешь все, а это не так.
— Ты так думаешь? — было что-то в интонации Мышонка, что заставило Карла насторожиться.
— Я
«О чем же ты?» — но ответа он тогда не получил, и то, что знал Леон, ушло теперь вместе с ним на «Ту Сторону».
— Так о чем же я не знаю?
— О многом, Карл, — Мышонок поднял на него взгляд и кивнул, подтверждая то ли свои слова, то ли мысли, которые так вслух и не произнес. — Теперь я вижу, что ты многого не знаешь, и сейчас я заполню пустоту твоего невежества малой толикой моего знания. Однако скажи сначала, насколько плохо ты знаешь трейский ланг?[39]
— Я знаю алфавит и науку о его численных значениях, — честно признался Карл.
— Гематрию, — удовлетворенно улыбнулся Леон. — Не дурно. Что-то еще?
— Да, — Карл на мгновение задумался, оценивая свои познания в трейской мудрости. — Я полагаю, что знаю около тысячи трейских слов и еще, вероятно, пару сотен фраз.
— Ну, по сравнению с другими, ты просто кладезь знания, — было видно, что Мышонок уже полностью овладел собой. — Не обижайся, Карл. Дело поправимое. Я научу тебя трейскому языку, и начнем мы уже с завтрашнего утра. После того, как протрезвеем, разумеется. А пока давай выпьем, и за ужином я расскажу тебе то, что знаю о
— Это как-то связано с Трейей? — удивился Карл.
— Возможно, а, возможно, и нет, — Леон пригубил вино и чмокнул губами от удовольствия. — Твое здоровье, Карл! Но с трейским языком это связано точно.
Он сделал еще один медленный глоток, с нескрываемым удовольствием смакуя густое темное вино, и еще один, и вдруг снова посмотрел на Карла.
— Никогда не понимал людей, разбавляющих вино водой, — сказал он расстроенным голосом, печально глядя на Карла поверх кружки, которую даже не отвел от лица. — Скажи, Карл, зачем они это делают? Ну, зачем?!
— Мало ли зачем, — усмехнулся Карл и мысленно покачал головой. Вот уж действительно: какие вопросы могут, оказывается, волновать одного из самых умных людей своего поколения. — Пей, Лон, — предложил он вслух. — Пей и ни о чем не жалей. Ведь мы-то вино не разбавляем, не так ли?
— Еще не хватало! — почти искренне ужаснулся Леон. — Сохрани нас боги, от такого святотатства. Аминь! — Он сделал еще один длинный глоток и, отставив кружку в сторону, придвинул к себе блюдо с паштетом.
— Все дело в словах, Карл, — Мышонок, по-видимому, «на пробу», подцепил кончиком ножа и препроводил в рот малую толику паштета, и глаза его тут же закатились от удовольствия. Но говорить Леон мог и с полным ртом, и начатую фразу все-таки завершил.
— Все дело в словах, Карл, — сказал он, почти не разжимая губ. — В словах и их смыслах.
— Вот как?! — неожиданно праздный разговор «ни о чем», как это нередко и случалось между ними, приобрел чрезвычайно интересный характер. Но спешить было некуда, впереди у них с Леоном была целая ночь. И значит, торопить друга было в высшей степени не осмотрительно. Хорошую беседу, например, такую, как эта, можно смаковать с ничуть не меньшим удовольствием, чем вино из солнечной Риены. А возможно, и с большим. Ибо, что есть вино, и что есть слово? Можно ли вообще сравнивать две эти сущности?
— Вот как?! — Сказал он.