Хозяйка тайги. Сказки сибирских лесов

Коня за гриву ухватил и повёл вон со двора. Сваты рты раскрыли, на такое глядя. Видано ли дело, чтоб ведьмак — так меж собой того коня окрестили селяне — послушно шёл вслед за чужим! И Румяна смутилась, не ожидала такого поворота. А Спиридон в кузню вошёл, договорился с кузнецом, тот было на дыбки — боязно, мол, работать, затопчет, а не то зашибёт. Но всё же взялся. Спиридон шею коню гладил, а кузнец своё дело делал.

Ну, потом вскочил жених на подкованного жеребца и стрелой промчался вдоль по улице и обратно. Во дворе у Румяны с коня спрыгнул и поклонился, лукаво глядя на неё. Та видит, как дело обернулось, губу прикусила в досаде, а сама в пояс поклонилась со словами:

— Был ты просителем, стал наречённым, войди в дом хозяином.

Свадьбу быстро сладили, избу и постройки продали, животину с собой взяли, на телегу скарб погрузили и направились в село мужнино. А хозяйство немалое — две коровы, два бычка, кур с десяток, двадцать утяток, восемь гусей да пара лошадей. Для птиц Спиридон клетки изладил, на телеги поставил, коров да бычков привязал к телегам. Ребятишек посадил повыше, сам за кучера сел, да и подались они семейством на новое место жительства. Детишки ещё и кошку с собой взяли — как бросишь родное! — а рядышком пара собачек бежала, опять же не оставишь. Хотела Румяна кошку и собак пристроить соседям, но дети в слёзы ударились, Спиридон и позволил.

— Пущай берут! — молвил. — Беды в том не будет.

До реки добрались, пришлось плот ладить. И вторая переправа нелегко досталась, но ничего, никто не пострадал, всё ладно вышло. Через три дня в село приехали. Обустроились помаленьку, пообвыкли. Румяна хорошей хозяйкой, как и сказывали, оказалась. Всё в руках у неё кипело. Только видит Спиридон, что она ходит смурная. Он и так и эдак, а она глаза отводит в сторону и молчит. Призадумался мужик. Раз на вечерней зорьке сидит возле избы, самосадом пыхает, а сам себе думу думает, что с женой делать. Видать, не ко двору пришёлся! Обидно ему, на душе горько. Могла бы и отказать, раз не глянулся!

Тут послышалось ему ржание невдалеке. Любопытно стало, он туда. Смотрит, ближе к лесу конь знакомый фыркает, головой мотает, вроде приглашает подойти. Спиридон не побоялся, приблизился, а это вороной, что катал его в ночь перед сватовством. Глазом косится на мужика, боком подталкивает, садись, мол. Ну, вскочил Спиридон из интересу. Помчались они по тропкам неведомым. Вскоре достигли опушки, здесь конь остановился, седок соскочил, оглядывается. Видит, старичок седенький трубочку курит, на пеньке сидя. Борода у него длинная, почитай до земли тянется и шляпа чудная на голове, с полями широкими, так что лица не видать. Спиридон на жеребца глянул, тот к дедку идёт. Мужик следом. Почитая старость, поклонился до земли и спрашивает:

— Поздорову ли[75], дедушка?

— По годам, — отвечает тот. А голос, слышь-ка, молодой!

Голову приподнял, глазами тёмными сверкнул и продолжает:

— Слыхал я, у тебя думки горькие имеются?

— Так-то так, да откуда вам то ведомо? — удивляется мужик.

— Откуда? — усмехнулся собеседник. — Отсюда не видать и быстро не доехать! Присядь-ка, поговорим, — и рукой показывает на пенёк рядом.

Присел Спиридон, а самому неуютно. Дед подымил ещё малость и сказывает:

— Румяна — внучка моя, отца её зовут Зочин, он тебя сюда доставил, — Спиридон оглянулся, рядом с дедом вместо коня крепкий мужчина средних лет стоит. — Мать её, Зурга, с южных степей родом. В пору чёрного мора весь её род на «нет» сошёл. Зочин нашёл девушку при смерти, выходил, дочка у них родилась по имени Наран, солнце по-вашему. Зурга умерла родами, хрупкая была. Сын мой дочку к селу вынес, взяли её люди добрые, Румяной назвали. Так всё было.

У Спиридона от этих слов голова кругом пошла. Сидит, не знает, что сказать, а старик продолжает:

— Румяна подросла, Зочин ей показался, рассказал всё, мужа для неё нашёл. Хороший был охотник, утонул, мой недогляд, — старик тяжко вздохнул. — Потом ты пришёл, Зочин сказал, что ты хозяин справный, мужик ладный, Наран стала твоей женой. Так всё сложилось.

Старик вновь задымил и, казалось, заснул. Спиридон тихо кашлянул и осмелился спросить:

— О чём тоскует Румяна? Не зазря ли пошла за меня? Вижу, не люб я ей.

— Не в том дело, — очнулся умолкший было дед. — Наран может оборачиваться лошадью, но без ведома мужа это не разрешено. Согласишься ли ты дать ей счастье лететь в быстрой скачке по полям и долам?

Тут Спиридон совсем очумел. Таращится на дедка и в толк взять не может, вправду ли такое услыхал или ему мерещится. Потом очухался слегка, призадумался. Видано ли, чтоб женщина лошадкой по полям носилась? С другой стороны, всяко бывает дивного в жизни. Кивнул мужик в знак согласия, а вслух сказал:

— Пусть себе скачет, раз душа того требует!

Обрадовался старик, заулыбался.