— У тебя ж нет ни мужа, ни дела, ни хозяйства. Можно ходить без чепца и не стыдиться. Вдруг кто замуж позовет, как увидит твои локоны? Такое богатство грех держать взаперти. Вот замуж выйдешь, или наоборот, решишь замуж пока не ходить, тогда и носи на голове чепец, как я.
— Ясно. То есть непокрытая голова это знак того, что я ищу мужа?
— И знак свободы от всяких хлопот. Идём, дорогая. Говорить везде стану я. Соседке я уже наплела, что ты сирота, росла в огромном поместье, да отец держал тебя в строгости, рта лишний раз не давал открыть. Потому и странная немного, стесняешься. Приглядишься к нашим порядкам, тогда и резвее будешь. Пока только не ляпни ничего лишнего.
— Можно мне чепчик надеть, чтоб не привязался кто? Я замуж точно не хочу. От прошлого бы мужа оттрястись.
— Так ты что же, вдовая? Привидение прицепилось? Это тебе к некроманту. Он у нас дело знает, пусть не с первого раза, но упокоит.
— Жив он. Мы развелись, брак расторгли и все.
— Чудеса, так только у гномов бывает. Ты про это молчи. Скажешь, что девица.
Широкая мощеная улица тонет в зелени палисадников. Фасады домов уставились на нас небольшими оконцами. Деревья до верхушек обвешаны яркими фруктами. Розовые, золотистые, всех возможных форм и размеров. Но таких, какие растут в саду у меня, вроде бы нет.
Лора идёт стремительным шагом, перебросив небольшую корзинку через правую руку.
— Здесь жилые дома. Мы идём к площади. Рынок, ратуша, лавки, всё там.
Герцог Лео
Тяжёлый день остался позади. Лёгкие все так же дерет кашель, по всему выходит, что берсерк вдохнул в меня там, в порту, новую жизнь, не иначе.
Повезло. Вот только руки устали бесконечно готовить еду для такой прорвы народа. Ещё хорошо, что во время морских походов я не чурался лишний раз навестить камбуз. Примерно представляю, где что лежит, и как все устроено. Вот только судно это совсем не чета моей бригантине. Паруса плохо натянуты, палуба скользкая, дерево почти сгнило, груз и тот закреплён неважно. Веревки слишком уж толстые для простых сундуков и совсем их не прижимают к борту. Вся наша посудина напоминает собой скорее скорлупку грецкого ореха, брошенную в воду, нежели обычное судно. Вдоль берега оно ползет ещё ничего, но стоит ему выйти в море, рассыплется при первом же шторме.
Команда откровенно боится мага. То и дело свистит в воздухе плеть, благо по спинам людей она вовсе не попадает. Тогда зачем пугать наказанием, если ты не намерен его исполнять? Или с меткостью плохо, или для острастки, что, впрочем, ещё того хуже.
Весь прожитый день чудится мне наваждением, глубоким сном, омраченным кошмаром. И эта сизая гладь воды, и закопченные стены крохотного камбуза, и похлёбка, которую я без конца должен варить. Бред, лишенный смысла и дыхания воли, а значит, и жизни.
Душу терзает другое, ей нет дела до сиюминутных тревог. Мой брат, тот, с кем я был един по крови, по жизни, по статусу и по духу. Он предал меня? Мы вместе росли, вместе взрослели, вечно шалили и помогали друг другу. Теперь, выходит, ничего этого не осталось, все позади. Или маг, убивший мое сердце на той дороге, солгал? Быть может. Но слабо верится, если честно.
Был бы брат невиновен, он бы уже давно отправился на поиски. Ведь не мог он узнать в теле убитого Льюиса моих черт. Не мог. Да, с сокольничьим мы были только похожи, но не больше. Примерно одинаковый рост, схожие черты лица, цвет волос. Кто другой мог бы нас спутать, да только не брат. Он единственный, кто не мог ошибиться. И от этого на душе все страшней. Голову терзают хмурые мысли, требуют мести, воздаяния за грехи. И мне кажется, что я сам умер, а вместо меня здесь на судне кто-то другой. Тот, кто учится ненавидеть, желать смерти некогда близкому человеку. Сам же я умер там, на дороге, опаленный словами мага.
И думать о побеге нет никаких больше сил. Лишь единственная цель удерживает на плаву меня самого, я хочу, нет, я мечтаю заглянуть в лицо брата. Прочесть в его серых глазах, отчего он так со мной поступил. Зависть? Природная злоба? Желание захватить в свои руки то, что не сможет удержать? Ведь нет в нем достаточных сил, ни физических, ни душевных, чтобы править в нашем наделе, сдерживать бунты, отбивать осады врагов. Слаб он, и в этом погибель всего, чем я дорожил.
И чаша весов не смеет качнуться. Предположим, я доберусь до короля. Мой титул, мое имя найдут подтверждение, я вновь обрету их, смогу вернуться к делам. Но брат будет обречён на погибель, бесчестие и мало что сможет его спасти. Сам виноват, да только от этого в моей груди не распустится солнце, и легче ни на секунду не станет. Я умер. Нет больше того, кто вошёл широким шагом в таверну. Передо мной стоит выбор. Продолжить биться за себя самого, и, возможно, успешно или забыть всю свою прошлую жизнь.
Ловкой походкой к котлу подошел берсерк. Высокий мужчина, а движется словно кошка, почти бесшумно перетекая по судну.
— На первую трапезу хватит. Иди, отдыхай, я сам приберу здесь.
— Где мне ложиться?
— Мешков много, выбирай любой. Ты раньше часто ходил в море, — не вопрос, утверждение.
— Бывало.