Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ)

Женщины ахнули. Мужчины переглянулись. А моя рука оказалась быстрее мозга. Я шагнула к Черемсинову и влепила ему звонкую пощёчину.

Он перехватил моё запястье и зашипел:

– Ты ответишь за это, девка! Базарная торговка, шваль уличная!

– Сударь! Извольте отпустить госпожу Кленовскую.

Спокойный – слишком спокойный – голос Городищева взрезал плотную, полную грозового электричества атмосферу тихого садика. Я вдруг испугалась. Так сильно испугалась, что в глазах потемнело. Вот уж нет, я не буду падать в обморок, как барышня, я не могу, не имею права!

Захват ослаб, меня отпустили. Отступив на пару шагов, я наткнулась коленями на скамеечку и от неожиданности свалилась на неё. Передо мной возник мой надворный советник, ротмистр и граф, мой Городищев и сказал негромко, но очень чётко, стаскивая палец за пальцем белую перчатку с левой руки:

– Вы подлец, граф, и ответите за это.

Что?!8cb067

Перчатка полетела прямо в лицо Черемсинову, который отшатнулся от неё, как от ядовитой змеи. Кусок ткани упал на траву, на лепестки вишнёвого цвета, и мне показалось, что я вижу сон, навеянный чтением русской классики. Дуэль? О нет, только не это! Зачем?! Какой пустяк – меня обозвали проституткой и оставили синяк на запястье, да в моём мире это вообще обычное дело, даже внимания не стоящее…

– Городищев, вы же не станете драться за честь падшей женщины! – фыркнул Черемсинов и оглядел остальных гостей, словно приглашая их быть свидетелями комедии, на которую он случайно попал. Но все молчали. И я молчала в том же ошеломлении. Полицейский же ответил просто:

– Вы оскорбили женщину, этого достаточно.

Потом он повернулся к молодому и кудрявому, обратился спокойно:

– Корнет Реутов, я знаю вашего отца, как человека в крайней степени порядочного. Согласитесь ли вы стать моим секундантом?

Тот щёлкнул каблуками туфель и кивнул:

– Почту за честь, господин Городищев.

– Что ж, раз так, – растянул рот в улыбке Черемсинов, – корнет, прошу вас обратиться к моему секунданту, барону Гридецкому. Барон, вы согласны?

– Разумеется, друг мой, – ответил невзрачного вида хорошо одетый мужчина.

– Господа, господа! – помещик поднял руки вверх, будто желая всех помирить. – Дуэли запрещены! Да и не будете же вы драться здесь, в доме Потоцких!

– Завтра на рассвете, господа, – ответил корнет. – Я найду место.

– Шпаги, сабли, пистолеты? – деловито спросил барон.

Все обернулись к Городищеву. Он выбрал коротко:

– Пистолеты.

– Что ж, до завтра, господа, – хищно оскалился в улыбке Черемсинов. – Извинитесь перед княгиней и княжной за меня, прошу.

Он бросил последний взгляд на меня и ушёл. Я отмерла, слушая скрип подошв его туфель по траве. Чёрт… Он убьёт Городищева. Почему Платон не выбрал сабли? Он же военный, он должен отлично владеть холодным оружием!

– Татьяна Ивановна, я провожу вас до дома. Позволите?

Подняв глаза, взглянула на Городищева. Спокоен, как удав. Как будто не он рискует жизнью завтра на рассвете! Как будто не он только что защитил меня таким старомодным, но таким романтичным способом…

– Позволю, – ответила неожиданно дрожащим голосом и вложила пальцы в протянутую ладонь. Видите, надо было уехать, когда я вам это предлагала.

– Это всё равно случилось бы, Татьяна Ивановна, не здесь и не сейчас, но случилось бы. Господа, прошу простить нас.

Мне в спину смотрели. Смотрели долго и осуждающе, прожигая тонкую ткань платья насквозь, до боли, до сумасшествия.

Так бывало. Но никогда ещё я не чувствовала себя настолько плохо. Никогда.

Глава 16. Прощаюсь

Городищев помог мне сесть в коляску и забрался сам, сказал Порфирию:

– Трогай, – а потом мне: – Как вы, Татьяна Ивановна?

– Ужасно, – призналась я. – Зачем? Зачем вы это сделали, Платон Андреевич?!

– Сделал что именно? – жёстко спросил он. – Вас защитил? Потому что вы нуждаетесь в защите, Таня, но ни мужа, ни брата для этого у вас нет. Потому долг любого порядочного дворянина защитить вашу честь.

Мне хотелось сказать ему много чего – злого, обидного и жалобного, но я сказала только одно, тихо и грустно:

– Вы не знаете всего. Оскорбить меня словом почти невозможно, ибо сказал Черемсинов чистую правду. В моём мире, откуда я пришла сюда, я занималась именно тем, что здесь называется деликатно «профурсетка».

– Я знаю это, Татьяна Ивановна, – мягко ответил Городищев.

– Откуда?

– Я же полицейский, – улыбнулся он. – Я умею делать правильные выводы из того, что вижу собственными глазами.

– И вы вызвали Черемсинова на дуэль из-за такой женщины…

– Я вызвал Черемсинова на дуэль из-за любимой женщины.

И он припал губами к моей руке, так долго и так нежно, что я сразу забыла о дуэли. Он… он сказал, что я его любимая женщина! Он любит меня… О господи, ну вот почему так всегда? Вроде бы всё хорошо, и наши чувства взаимны, и тут бац – завтра его могут убить!

Дуэль, блин… Надо мирить противников! Надо хотя бы попытаться!

– Платон Андреевич, дорогой мой, быть может, есть способ помириться с графом Черемсиновым?