Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ)

– Не трудитесь, Татьяна Ивановна, – усмехнулся Городищев. – Завтра на рассвете уговорами займутся секунданты. А я прослежу, чтобы вы добрались до дома, и займусь приведением в порядок своих дел.

– Каких ещё дел?!

– Мне нужно составить завещание, написать предсмертную записку, разобрать бумаги…

– Я вам сейчас как дам предсмертную записку! В лоб!

Он меня даже разозлил этим своим спокойствием. Я выпрямилась, отобрала у него руку и добавила:

– Фиг я вас отпущу этой ночью. Понятно?

Он улыбнулся:

– Но мне надо выспаться перед дуэлью, милая моя, любимая Татьяна! Мне нужны все мои силы и холодный разум, а вы… Вы будоражите меня!

– Я вам даже массаж сделаю, – пообещала кровожадно. – Порфирий! Поворачивай к дому господина Городищева.

Кучер только головой покачал, бурча под нос всякое непонятное, но послушно развернул лошадь в другую сторону. Платон тоже покачал головой, а сказал разборчиво:

– Вы из меня верёвки вьёте, Татьяна Ивановна. Кто бы мог подумать…

– Что я такая прилипучая?

– Что вы такая решительная.

– Это привилегии женщин моего мира… Мне очень нравится этот, старомодный, хоть и не всегда понятный, но иногда так хочется наплевать на условности и взять всё в свои руки!

Я взяла в руки.

Руку Платона. Он посмотрел на свои пальцы в моей ладони, а я прижала её к своей щеке и сказала:

– Вы мне понравились в первый же день, когда я вас увидела, Платон Андреевич. Вы тогда освободили меня из клетки. Такой были усталый…

Я подбоченилась, наклонила голову и посмотрела искоса, потом передразнила низким голосом:

– Хочу вам напомнить, Татьяна Ивановна, что не стоит делать работу полиции за полицию.

– Это был тяжёлый день, простите меня.

Он улыбался, глядя мне в глаза, а я добавила точно таким же голосом с примесью раздражения:

– Мне нет никакого дела до того, что вы считаете, Татьяна Ивановна!

– Я ведь уже извинился перед вами, – укорил он меня, но всё ещё с улыбкой.

– Нет, я прекрасно вас понимаю, Платон Андреевич, – сказала своим обычным тоном. – Появилась какая-то выскочка и принялась досаждать полицейскому дознавателю! Я вас раздражала, так?

– Слегка. Самую малость. К тому же… Если вы помните, я тогда получил пощёчину!

– Да? Простите меня, – фыркнула. – Согласитесь, вы это заслужили!

– Если помните, я также извинился за грубость.

– А ещё я помню, что вы сказали вчера.

– Что именно?

Лёгкий ветерок. Запах вишен. Вечерняя перекличка городских воробьёв. Цокот копыт по булыжнику мостовой. Скрип колеса… Песня такая есть, старая, как я. Я старушка, мне очень много лет. Мне, наверное, лет сто пятьдесят, я так устала…

– Вы сказали, что я способна осчастливить вас насильно. Это я и намерена сделать.

Он замер, глядя мне в глаза. А я смотрела в его глаза и желала только одного: чтобы эта дорога никогда не заканчивалась, чтобы мы остались навсегда вот так – очи в очах, сердце в сердце, рука в руке. Платон пошевелил губами, но ничего не сказал. Потом зажмурился, будто решился на что-то, и спросил:

– Вы любите меня, Татьяна?

– Люблю, – просто ответила я.

– Тогда… Кучер, поворачивай вон туда и езжай до выселок!

Порфирий оглянулся на меня. В его взгляде я прочитала удивление и вопрос. Кивнула. Куда Городищев намерен меня отвезти? Всё равно, ей-богу! Пусть везёт, пусть хоть на край света везёт…

Но на край света мы не поехали. Выселки начинались за последней улицей. Грязная ухабистая дорога, мало фонарей и редкие низкие домишки за шаткими оградами поразили меня. Как будто мы выехали за Урал и попали в обычную российскую деревеньку. Даже Порфирий впечатлился, вытащил хлыст из-за пояса, сжал в руке вместе с поводьями. Но я ничего и никого не боялась – ведь еду с полицейским, с главным дознавателем, с мужчиной, который может меня защитить.

Где-то залаяла собака, отозвалась вторая. Птицы совсем смолкли, а солнце почти целиком спряталось за лесом. Я хоть и хорохорилась, но ощутила в животе неясную тревогу. Нет-нет, не надо никаких больше предчувствий, не надо! И так завтра дуэль, а тут ещё бойся в этом криминальном районе всяких бандитов…

Хотя как раз бандитов я и не боюсь. Боюсь я знатных мерзавцев.

– Стой, – постучал Порфирия по спине Городищев. Я вскинулась. Нет, не может быть!

Мы остановились перед маленькой церковью.

Она, как и большая на площади Михайловска, походила одновременно на православную и на католическую. Купол, правда, был всего один и не золочёный, а деревянный. Крыльцо с тремя ступеньками вело к раскрытой двери. Внутри я неясно видела свет лампадок, который колебался от движения. Городищев сжал мою руку, заставив оторвать взгляд от церкви и посмотреть на него. Спросил:

– Таня, хотите ли вы стать моей женой?

– Чисто номинальный вопрос, – пробормотала я, – поскольку мы уже приехали, не гонять же лошадь туда-сюда зазря…