Егерь быстро отвёл глаза. «Да ты и врать-то не умеешь!» – кольнула в сердце Клер жалость. Может быть, стоит рассказать о видеокамере? Найти и выдрать к чёрту, пока не поздно. Перед глазами опять всплыла виденная ночью сцена. Нет, камера – это её тайна. Никто о ней не узнает, кому придёт в голову торчать ночью в центре управления? Или просматривать записи всех подряд камер наблюдения? Не Нате, во всяком случае. У неё и так работы будет выше крыши. И у всех остальных. Если эксперимент пройдёт успешно, это будет не важно. А если нет – тем более.
Уайтакер оказался прав – никому не пришло в голову выставлять охрану возле технических тоннелей. Кажется, вообще никто не обратил внимания на бригаду обслуги в рабочих комбинезонах, свернувшую в боковой проулок Цветочного квартала. Нехитрый магнитный замок на приземистых воротцах Людмила открыла за полминуты. Увести из города дочь оказалось куда сложнее.
Иришу она застала дома. Та лежала у себя в комнате на тахте, глаза закрыты, обруч вилора на лбу – казалось, что спит. Если бы не подрагивающие в такт неслышно звучащей музыке пальцы на ноге. Людмила присела на край тахты рядом с дочерью.
– Ириш, нужно поговорить. Выключи музыку, пожалуйста.
– Я и так тебя слышу. Говори.
– Разговор серьёзный. Выключи.
Ирина недовольно скривилась. Открыла глаза.
– Ну?
– Мы уезжаем из города. Собирайся быстро, нас ждут. Тебе придётся пожить в Озёрном у отца, пока не отменят военное положение.
Дочь помолчала, разглядывая её так, будто… будто она и не мать! Хмыкнула.
– Подумаешь, военное положение! Я никуда не собираюсь уезжать, мне и здесь хорошо.
– Ты что, не понимаешь? Здесь может стать опасно. В городе у власти мятежники…
– Никакие мы не мятежники!
– Вы?!
– Да! – Ирина вскочила, бросилась к столу, выдернула из верхнего ящика уже знакомую Людмиле повязку. – Вот, видела? Если тебе не нравится новая власть, можешь катиться в Озёрный! А я остаюсь здесь. Я уже не маленькая, сама о себе позабочусь.
Она демонстративно плюхнулась на кровать и снова нацепила обруч. Людмила постаралась сдержать накатывающее раздражение.
– Ты несовершеннолетняя, а я твоя мать и отвечаю за тебя.
– Вспомнила! А когда любовника заводила, не думала обо мне? Да, я понимаю, почему ты сбегаешь из города. Чтобы тебе никто не мешал жить с этим твоим…
– Тебе не нравится Люк? – только и нашлась, что спросить Людмила.
– Мне? А какая разница, кто мне нравится?! Главное, что он нравится моей драгоценной мамочке! Ты же почти в два раза его старше, ты уже с отцом встречалась, когда он родился! А теперь ты с ним… Это правильно да?! Тебе что, взрослых мужчин в городе мало? Это же… это нечестно!
Людмила растерялась. Она не подумала, что девочка может быть влюблена в красавчика Люка Уайтакера, как десятки её сверстниц, и неожиданно оказалась в роли счастливой соперницы. Мерзко… Но уже ничего не исправить.
– Ириша, послушай. Я понимаю, о чём ты думаешь. Но поверь, ты ещё слишком юна, чтобы…
– Всё, разговор окончен! Можешь валить отсюда.
Ирина отвернулась, закрыла глаза. С минуту Людмила сидела, разглядывая дочь. Она не знала, какие слова смогут убедить ту. Сказать правду она не могла. Никому пока не могла признаться в том, что на самом деле происходит. Поэтому не стала уговаривать. Сдёрнула с головы дочери обруч, схватила за плечи, заставляя подняться.
– Вставай! Ты летишь со мной в Озёрный. И это не обсуждается!
– Я не…
– Молчать! Я увезу тебя силой, поняла? Если потребуется, в бессознательном состоянии, поняла?
Ирина сжала губы, уставилась на мать, с шумом раздувая ноздри. С минуты длился их безмолвный поединок. И дочь отступила.
– Ладно, я подчиняюсь насилию. Но знай – теперь ты мне вообще не мать.
Площадка, на которую они спустились, вряд ли могла называться посадочной, а Моник явно не числилась в ассах пилотирования. Но Пол не ошибся, природная аккуратность компенсировала недостаток опыта, посадить машину Джабира сумела. А там уж Мюррей сменил её за штурвалом. И когда разноцветные купола на склоне ушли назад, стремительно уменьшаясь, провозгласил, обернувшись к сидящим в салоне друзьям:
– Вот и всё, девушки и юноши, с этим миром покончено, начинаем строить новый!
Ната улыбнулась. Глупый и, наверное, беспричинный страх прошёл. Моник вновь рядом, и теперь уж она её не отпустит. Никогда! Она крепче сжала ладонь любимой. И вдруг спросила:
– А что мы будем делать с именами?
– С именами? – не поняла Бигли. – С чьими именами?
– С нашими, там, в новом мире? Мы ведь станем совсем иными, настоящими людьми. Тащить туда мужские и женские имена глупо. Нужны другие, особенные.
– Ты уже придумала?
– Да, для себя. Мы будем Найгиль и Моджаль. А вы?
Ивон развела руками.
– Не знаю даже…
– Я придумала для всех, – пришла на помощь Сорокина. – Мы с Люком – Люсор и Лютайр, чтобы созвучие сохранилось. Ивон и Пол – Ивибиль и Поллейн, Габриэль Чапель – Риэльч, Клер Холанд – Клеоль. Годится?
Мюррей хмыкнул.
– Мне всё равно, хоть горшком называйте. Лишь бы в печь не ставили.
– Когда ты успела придумать? – удивилась Ната.