Хозяин

Я цепляюсь за сиденье, двигаюсь ближе, Равиль затягивается, выпускает дым перед собой, отворачиваюсь, начинает тошнить. Резко останавливаемся, мужчина выходит, открыв мою дверь, хватает за руку, вытаскивает на улицу.

– Слушай меня сюда, прекрасная горничная Лиана, пока ты в доме Хасанова, пока его хер стоит на твои титьки, ты будешь ложиться под него по первому сигналу.

– Что…

– И вот не надо на меня смотреть такими глазами, ты попала в дом хозяина не случайно, как Красная Шапочка, заблудившись в лесу. Ничего в этом мире не бывает просто так, зайка моя зеленоглазая.

– Больно, отпусти.

– Больно будет потом, а сейчас ты должна понимать, что все серьезно.

– Да что я должна понимать? Я ничего, ничего не понимаю. Мне девятнадцать лет, я пытаюсь выжить в этом мире, где полно вот таких, как вы, козлов, которые только и могут, что… – срываюсь на крик, как же они все задолбали меня.

– Что, что могут… Говори – что?

Равиль сильнее сжимает локоть, боль пронзает тело, но во мне сейчас столько ненависти и злости, что я готова утопить в ней его и весь мир. Мужчина напряжен, но в глазах нет агрессии, я не боюсь его, устала уже, что каждый, кто думает, что он мужик, имея между ног яйца, считает, что вправе распоряжаться моей жизнью.

– Отпусти, я никуда не поеду.

– Поедешь, еще как поедешь, а я позабочусь о твоем папке, и его не убьют, ну, хотя бы не так быстро, посидит в психушке, попьет ромашку с пустырником, а ты, голуба моя, влезешь под шкуру Хасану, да так, чтоб он жилы рвал за тебя любому, кто посмотрит на твои коленки и титьки.

Он отпускает меня, стоим друг напротив друга, я мало что понимаю, тру локоть.

– Я для него всего лишь кусок мяса, вы же в курсе, что он купил меня, точнее, ему сделали подарок – Захир из «Каравана». С чего Мурат должен рвать за меня жилы?

– Ты совсем тупая? Ты глаза-то раскрой, не видишь, как он смотрит на тебя, как бесится, когда кто-то рядом, и гонит постоянно?

– Нет, это не так.

– Давай договоримся, Устинова Лиана Тимофеевна, твой отец живет под присмотром хороших врачей, его лечат, прокапывают, беседуют психологи, делают из него человека, а ты…

– А я работаю не просто горничной, а шлюхой, так?

– Нет, ты включаешь мозг и делаешь из бешеного зверя, сговорчивого зверька.

– Он не такой, не выйдет.

Почему я вообще веду разговор на эту тему с Равилем? Если исходить из его слов, то он никакой не помощник, а враг Хасанову.

– Часто тошнит?

Резкая смена темы, делаю шаг назад, уже начинает темнеть, двери внедорожника открыты, мы на той самой разбитой дороге из городка до трассы через лес.

– Тошнит часто, спрашиваю?

– Нет, но так бывает, нервы…

Внутри все сжимается в тугой ком, он подступает к горлу, меня именно сейчас так некстати начинает мутить, спина покрывается холодным потом. А потом я уже не сдерживаю себя и блюю под дерево у ног Равиля.

Странный был день, вернулись поздно, Луиза Азизовна ничего не сказала, лишь посмотрела, почти убив взглядом. Вартан покачал головой, но устало улыбнулся.

Отрываюсь от рассматривания темного оконного проема, опускаю взгляд на тумбочку, на ней белый пакет с логотипом аптеки. В нем три коробки, три теста на беременность, которой у меня не может быть, но Равиль сунул мне их в руки и сказал после всего подумать еще лучше над тем, что он сказал.

Глава 27

Все утро не находила себе места. Два раза порезалась, когда чистила овощи, долго останавливала кровь, вновь начало тошнить от ее вида и вкуса. Хозяин не приходил ночью, скорее всего, был занят гостьей, мне бы спокойно вздохнуть, но сердце ноет в груди, а на душе скверно.

Не сделала тест.

Страх, вот основная причина.

Я не знаю, что будет со мной, если увижу там две полоски. Он всегда предохранялся и был всего один раз – тот, самый первый в этом доме, когда Хасанов кончил мне на живот. Вероятность того, что его семя все-таки добралось до моей яйцеклетки – ничтожна, но она есть.

Что-то еще меня тревожит? Отель, потеря девственности, он, как обычно, был в презервативе, но мне показалось странным много влаги между ног. Да мне даже сравнивать не с чем и спросить было не у кого.

Снова чуть не порезалась, отбросила нож, вытерла руки.

– Лиана, – Вартан обращается ко мне не поворачиваясь.

– Что?

– Как отец?

– Равиль сказал, что он в норме, лечится.

Мужчина покачал головой, хотел обернуться, но не стал.

– Не верь ему.

Открытие.

Я уже самой себе боюсь верить, не то что там каким-то посторонним, шантажирующим меня мужикам. И почему все так резко ополчились против ничем не приметной девчонки?

– Хорошо, не буду, – налила воды, выпила залпом целый стакан.

– А о нем не думай плохого, душа у него выжжена, черная совсем, не живет, а так, существует.

Это он о Мурате, да, точно о нем. Медленно подхожу ближе, делаю вид, что мою стакан, открыв воду.

– Расскажи, – спрашиваю, а у самой внутри все дрожит.

– Кем я буду, если начну рассказывать чужую жизнь?

– Хорошим человеком, ты такой, я верю.

Вартан опускает руки на стол, кожа тонкая, вздутые вены, мужчина вздыхает.

– Семья у него была, давно, потерял всех.