Ничего больше не сказав, Хасанов выводит меня на улицу, солнце слепит, охрана гуляет по периметру, садовник удобряет кроваво-красные кусты роз. Цвет крови, теперь и моя душа нечиста, и мои руки испачканы ею.
Мы идем через центральный ход, в гостиной он усаживает меня за фортепиано, я ничего не понимаю, но не задаю вопросов.
– Сыграй мне, ты умеешь, я знаю, – просит, сам стоит позади, накрыв плечи крупными ладонями.
Что еще он обо мне знает?
– Но я…
– Сыграй, Лиана.
Я не прикасалась к инструменту несколько лет, да и сейчас не время для музыки, но кончики пальцев покалывает, когда открываю крышку и касаюсь прохладной поверхности клавиш.
Не могу, это неправильно, в душе так много боли, а в голове – мыслей и страха. Но Мурат сейчас спокоен, он уже принял какое-то решение, и я должна довериться ему.
Первые звуки рвут тишину, пальцы помнят, они рождают мелодию, проникающую в каждую клеточку души. А она плачет, прощаясь с прошлым. Слишком грустная, но красивая музыка, да и все в моей жизни слишком печально.
– Слушай меня и не останавливайся, играй, Лиана, играй, – Мурат, склонившись, шепчет на ухо, я напрягаюсь, но продолжаю играть. – Когда мы уедем, найдешь Вартана, возьми лишь паспорт, ничего больше. Вы выйдете с ним из дома и покинете участок. Во всем слушайся его и верь.
Дергаюсь, хочу обернуться, в груди вспышка страха, сердце отбивает неровный ритм, а я сбиваюсь со своего. Мурат сжимает до боли плечи, горячее дыхание, мужчина упирается лбом в мой затылок, это говорит больше, чем какие-то красивые слова.
– Слушайся его, будь рядом, что бы ни случилось, не пытайся меня найти, не выходи к людям, не ищи повода связаться. Я сам вас найду. Верь мне.
На последних словах заканчиваю мелодию, закрываю глаза, слезы капают на клавиши, часто дышу. Мурат уходит, оставляя меня одну, растерянную и мало понимающую происходящее.
Я снова боюсь за него, за ребенка и себя. За будущее, которого может и не быть с такими врагами.
Он ушел, а у меня ощущение, что я больше никогда его не увижу. Даже не дал посмотреть на себя, не дал дотронуться.
Смотрю, как в углу под потолком гостиной мигает красный огонек камеры, надо успокоиться и делать, как сказал Мурат. Пальцы сами ласкают клавиши, новая грустная мелодия заполняет пространство и мою душу.
Я постараюсь не расстраиваться, прости меня, малыш. Папа нас защитит, папа любит, я верю.
Глава 39 Хасанов
– Собирайся, поехали.
– А что с этими делать?
– Ты у нас умный, придумай сам.
Оставил Лиану в гостиной, жалею, что не попросил сыграть ее раньше. Что не говорил с ней, не слушал, не видел ничего, кроме своей ненависти на весь мир и боли прошлого.
Ломало на части изнутри, когда отпустил ее плечи, наблюдая, как слезы капают на тонкие пальцы, как она ими ласкает клавиши.
Сильная девочка, справится, мне главное сейчас – выкарабкаться из всего дерьма, в котором вязнул долгие десять лет. Понял, так неожиданно для себя, что жить хочу, ходить и не оглядываться, спать спокойно. С ней спать и просыпаться.
Не могу понять свои ощущения, вроде все должно быть как обычно, но это не так. Я в последнее время мало думаю о прошлом, о сыне и жене, которых нет. Нет, я их не предал, такого не будет никогда, но я сейчас не спешу к ним, да и они меня не зовут, словно здесь есть более важные дела.
Лиана.
Это она.
Она сейчас важна и ребенок.
Мой ребенок, вместе с ней посланный неожиданно, как некая проверка всевышнего или награда, но вот только за что? Я грешен, как никто, мне бы теперь их не замарать.
Может быть, именно к ней вела меня судьба все эти годы? И я ее должен спасти, а ведь те суки бы добрались до девочки, Рав прощупал и узнал через своих людей, что она стала любопытной и ругалась с Понкратовым.
Как же хочется самому свернуть им шею, но, наверное, придется сделать это и себе, потому что и я ее обидел, я сам, не разобравшись, причинил боль.
– Отпусти их, пусть валят, все равно никому не расскажут. А расскажут, так кто надо прикончит, и это буду не я. Так, да?
Заглядываю в разбитое лицо начальника полиции, он лишь пускает кровавые слюни, но слышит и понимает меня. Захир сам не смог придумать такой хоть и незамысловатый, план покушения, ему помогли, спрятали байкеров и мотоциклы, но ненадолго. «Караван», сказали, горел красиво.
– Эй, слышишь меня? Да слышишь, слышишь, знаю. Вы на что рассчитывали? Что вас двоих после всего погладят по головке? Вы совсем придурки? И что все ваши махинации останутся в тайне?
– Так что делать с ними? – это уже спросил Максим, вытирая руки со сбитыми костяшками тряпкой.
– Отпусти их, пусть идут пешком до трассы. Сохрани запись признания, сделай несколько копий. Рав, нам пора. И Макс, прикажи убрать здесь, тошнит от того, как прет падалью.
Теряю интерес к данной компании, выйдя на улицу, стараюсь не смотреть на дом, небо затягивает тучами, первые капли ударяют о красные бутоны роз. Рината любила именно такие, специально посадил много, чтоб помнить, чтоб она видела.
Уже смотрю на них без фантомной боли прошлого, спокойно, и память не затуманена черной пеленой.