— Она самая! — кивнул Петр. — Супруга князя Сокола о сем говорила мне. Хочет она, чтобы голод на Руси упрежден был хоть малость самую, говорит, картошка — это верное дело.
— Уж не один год она этого хочет, — проговорил Моисеев еле слышно, поднимая взгляд к быстро темнеющему небу.
После чего начальник Ангарского двора проговорил:
— Верно она думает! Идея хороша! Вот только…
— Так научить людей надо, чтобы они ядовитые ягодки в рот не клали! — воскликнул юноша и, извинившись за то, что перебил старшего, продолжил: — Грамотки нужны, чтобы пояснять, как выращивать картофель!
— Добро! — закивал Игорь.
— А твоя семья, Петр, этим сможет заняться? — спросила вдруг Марина. — У вас, верно, и землицы есть в достатке?
— Есть, — опешил парень. — Но землица бедная…
— Так и в Енисейске она не жирна, — усмехнулся начальник. — Однако же растет земляное яблоко!
Супруги неспроста озадачили картошкой Беклемишева — младшего представителя семьи, вхожей в общество Ангарии, подводили к этому разговору не один месяц, аккуратно и к месту разъясняя выгоды данного растения для русского народа.
Глава фамилии боярин Василий Михайлович Беклемишев обещал прибыть в Енисейск в начале 1647 года — именно тогда должно быть закончено обустройство торгового пути из Оби на Ангару, через реки Кеть, Кемь и Енисей. Начатые еще по указу государя Михаила Федоровича работы до сих пор не прекращались, несмотря на то что у власти сейчас находился боярин Борис Иванович Морозов — опекун болезного царя Алексея. Государь уже давненько не только не являлся на свет божий из внутренних покоев Теремного дворца, но и не вставал со своей кровати. В Кремле кто с нетерпением, кто со страхом ожидали смерти несчастного. Алексей же, мучаясь, не желал сдаваться лихоманке. Организм отравленного царя боролся за жизнь, и иногда он, приходя в сознание, начинал узнавать окружавших его людей и пытался говорить с ними. Однако вместо речи у Алексея Михайловича выходило лишь тихое и невнятное бормотание, сопровождаемое сипением и хрипами. Он умирал, съедаемый недугом изнутри, и никто из лекарей не мог не то что вылечить царя, но и облегчить его страдания. В отравлении монарха вначале обвинили мекленбургского доктора Александра Блока, якобы совершившего сей тяжелейший грех по наущению некоторых неугодных Морозову боярских и княжеских фамилий. Но Блок вовремя бежал из Кремля, переодевшись в женское платье, — таким образом он не смог никого оклеветать по наказу Бориса Ивановича. Морозов же тем временем пытался спасти молодого царя, стараясь найти и доставить в Москву добрых и знающих лекарей и даже знахарей-ведунов. Однако все было без толку — кончина государя была лишь делом времени, потому в Кремле все громче раздавались голоса тех, кто подумывал о скором созыве Земского собора, — ведь державе нужен новый властитель. Морозов с явным неудовольствием ждал скорого столкновения с дядькой государя, двоюродным братом Михаила Федоровича — Никитой Ивановичем Романовым, и его приближенными — князьями Прозоровским, Шереметьевым и Черкасским. Тем более что в Москве Никита Иванович имел немалый вес и был одним из богатейших людей на Руси.
Тем временем окончательно стемнело. Постепенно смолкли все лишние звуки, вокруг стало тихо и спокойно. Лишь весело потрескивали подложенные в костер сухие сучья да привычно шумел Енисей. Жаркие языки пламени жадно охватывали их, все ярче освещая сидевших вокруг людей. Петр, крепко сжимая в руках пустую чашку, немигающим взором затуманенных думою глаз следил за танцующим огнем.
— Ну так что, Петро? — повторил вопрос Игорь, недоуменно глядя на парня. — Задумался?
— А? Чего? — встрепенулся Беклемишев, оторвав взгляд от костра.
— Пойдешь с осени в Ангарскую сельхозакадемию? Через год дело будешь крепко знать, а после дадим тебе помощников и отправим на Русь.
— И грамотки… — вставила свое слово Марина.
— И грамотки дадим, — кивнул Игорь Сергеевич.
— Как это? — растерянно захлопал глазами юноша. — Я же…
— Боярин, ясно дело! — энергично проговорил Моисеев, подсаживаясь поближе к собеседнику. — Но тебя никто в земельке ковыряться не заставит — надо дело открыть. Поначалу в Томске, Тарском городке, Тобольске, Тюмени. Люди там решительнее — не будут суеверия всякие сочинять. А потом и на своей земле посадишь — нужно привить картошку на Руси. И для отчизны порадеешь, и себе прибыток найдешь.
— С батей надо обсудить, — размеренно проговорил Петр. — А ежели он супротив пойдет, неча и огород городить!
— Но в академию пойдешь? — не унимался Игорь.
— А механика как же? — нахмурился парень.
— А куда она денется? — улыбнулась жена начальника. — Без механики никак не обойдется учение.
— А с Василием Михайловичем мы разговоры уже вели, — подмигнул оторопевшему юноше весьма довольный своим успехом Моисеев. — И картошку он уже нахваливал не раз.