Хозяин берега

— Ружьё, с которым будто бы охотился Ветлугин, поднятое со дна, по справке в уголовном деле значилось не состоящим на учёте в городском обществе охотников…

— Так.

— А это новая справка. — Мой мягкий, с расплывчатыми очертаниями, молодой помощник был доволен. — Одно время оно значилось за охотником Изутиным. Проживает: улица Бакинская, шестнадцать… Хаджинур уже уехал туда…

Бала заскочил по дороге в прокуратуру и привёз ещё документ. Он был из института, который для краткости в Восточнокаспийске именовали просто Институтом экологии моря.

Это был ответ на запрос: «На приготовление 250 кг паюсной икры кустарным способом пошло 369,42 кг икры-сырца, из которых в промышленных условиях изготавливается 27,78 кг зернистой икры высшего сорта. Что касается рыбного стада, то для этого было выловлено не менее 100 икряных рыб осетровых пород, что предполагает уничтожение примерно 600 рыб…»

Я показал справку Баларгимову.

— А я здесь при чём? — спросил шеф лодок.

— Вся эта икра оприходована Вахидовым как заготовленная вами…

Может, он и не поверил. Во всяком случае, не спросил, кто такой Вахидов.

Я продолжил:

— Вахидов подробно рассказал об организации браконьерского промысла и системе взяток, которые шли в морскую инспекцию рыбоохраны и в милицию. Имеются магнитофонные записи, подтверждающие показания…

Вернулся Гусейн. С ним был милиционер-старослужащий, охранявший лодки. Он передал Баларгимову папиросы и, прежде чем его успели остановить, сообщил новость:

— Вахидов повесился. Кладовщик с сажевого комбината…

— Где? — спросил Баларгимов.

— В камере.

Я взглянул на следователя — Гусейн молча кивнул. Я набрал номер всё того же Фурмана:

— Водная прокуратура приветствует… Это правда — насчёт Вахидова?

— Увы! — Он был обескуражен. Я понял, что самоубийство Вахидова и для него полная неожиданность. — Удавился на поясе от летнего пальто…

— Каким образом?

— Сам не понимаю. Привезли с допроса, всё нормально… — Фурману нравилась эта приговорка — «всё нормально». — И на тебе!

Я поблагодарил его, хотя и не мог понять, каким образом пальто оказалось в камере вместе со снабженцем в одуряющую жару.

Я задумался.

Хотя Вахидов и отказался от первых показаний, которые он дал мне, было не исключено, что в будущем он снова их повторит. Тем более что существовала магнитофонная запись его свидетельств…

— Гражданин прокурор, — окликнул меня Баларгимов, — могу я сказать вам несколько слов наедине?

Бала и Ниязов вышли. За ними двинулся к дверям и старик милиционер.

— Слушай, — обернулся к нему Баларгимов, — сходи к моей, скажи, чтоб всё приготовила… что надо… Милиционер почтительно кивнул.

— Видите, что получается? — спросил Баларгимов, когда они вышли. — Тут ещё до суда можно концы отдать!

— Я уже думал об этом, — сказал я. — И намерен переправить вас на тот берег.

— А на чём? — быстро спросил он.

— На «Спутнике»…

— С этим краснорожим взяточником? Да они его просто потопят!

— А если на пароме? Или с «Александром Пушкиным»?

— Возьмут приступом в море. Или ещё до отправления…

— Думаете? — усомнился я.

— Как дважды два… — Узнав о грозящей ему опасности, шеф лодок, похоже, даже успокоился. Я вернул Балу и Гусейна в кабинет.

— Мне надо ненадолго отъехать. Вы остаётесь с задержанным.

В прокуратуре меня ждал начальник рыбинспекции Цаххан Алиев, Гезель успела налить ему чая.

— Игорь Николаевич! — Он отставил пиалу, прошёл по приёмной. Он всегда говорил на ходу либо стоя. — Один человек мне подсказал: на сажевом комбинате есть холодильная камера. О ней мало кто знает. Понимаете?

— Что же это за камера такая? — полюбопытствовал я.

— Ёмкость её не на сто килограммов и не на триста. Гораздо больше!

— И что?

— А то, что её соорудили на всякий случай. Пробраться к ней, если не знаешь, очень трудно. Она в здании заводоуправления. За стеной архива. В подвале. Может, понадобится вам… — Он остановился перед столом Гезель против своей пиалы.

— Не знаю, понадобится ли. Во всяком случае, спасибо.

— Может, помощь нужна?

— Пока нет…

Я не очень вежливо отделался от него, прошёл к себе, открыл сейф-мастодонт.

Неожиданно моё внимание привлекла одна из бумаг — мятая, на серой волокнистой промокашке: она слегка высовывалась из стопы «для служебного пользования», которую я всегда аккуратно выравнивал и подбивал, прежде чем уложить в сейф.

«Кто-то заглянул в мой ящик… — Открытие это не ошеломило меня. Кассеты! Записи с показаниями Вахидова!»

Кто-то из имевших доступ в помещение выполнял задание браконьерско-административной мафии… «Но кто? — Мне ничего не было известно о ключах, которые могли остаться у прежнего владельца этого нетранспортабельного стального чудища. Я должен класть бумаги в сейф Гезель…»

Со смертью снабженца игра начиналась серьёзная.

«Баларгимова нельзя оставлять на этом берегу. Иначе его убьют. Нельзя и открыто отправлять с небольшим конвоем. Я не могу рисковать людьми».

Я вынес постановление об аресте и этапировании Баларгимова, заверил гербовой печатью, спрятал второй и третий экземпляры в бумажник — теперь они должны были постоянно находиться со мной.

Позвонил Бураков:

— У вас нет Гусейна?

— Нет.