Хозяин берега

— Наверное. — Я поспешил отойти, чтобы Анна не увидела меня в самом центре кружка сочувствующих.

Она появилась через несколько минут.

— Я не очень опоздала? — Анна была в тяжёлом туркменском «макси» с вышивкой вокруг квадратной рамки. Я заметил: она подстриглась под мальчика, выглядит молодо и это чувствует.

— Ну, как? — спросила она о причёске.

— Потрясающе. — Я взял её под руку и круто повернул к дверям тускло освещённого ресторана. Она сделала попытку высвободиться:

— Только не сюда. Там нас многие знают.

— Но ведь мы сидели уже в прошлый раз!

— Тогда было другое дело!

— По-моему, мы и тогда ужинали. — Ты отлично знаешь, о чём я говорю. Такое ощущение, будто у меня на лбу написано про нас с тобой. И я не хочу, чтобы все это читали.

— Хорошо, — согласился я. — Куда же мы поедем?

— Есть одно место — «Сахиль». — Она, по-видимому, ещё раньше приняла решение. — Это недалеко. На берегу.

— Прекрасно.

На этот раз я не спешил перейти улицу. Держа Анну за руку, я тщательно примерился, прежде чем ступить на мостовую. В результате мы благополучно перебрались на другую сторону, к памятнику павшим.

Я не стал осматривать покрышки. На этот раз я был уверен, что всё будет в порядке: проколотые покрышки могли бы бросить тень на классически чистый несчастный случай с прокурором, попавшим под машину.

Впрочем, заговор всеобщего молчания, в существование которого я постепенно поверил, не был бы нарушен и в том случае, если бы вместо проколотых покрышек «Ниву» после моей гибели мгновенно обули бы в новую резину или вообще сменили колёса.

Мы ехали молча. Мигалки-светофоры на перекрёстках хлопали жёлтыми пустыми глазами. Пешеходные дорожки в центре, ограждённые от мостовых тяжёлыми якорными цепями, были пусты.

Мы выехали за город.

— Направо. — Анна показала дорогу. — И прямо в него упрёмся.

Кафе «Сахиль» оказалось обыкновенной «стекляшкой» с несколькими столиками, за которыми никого не было. В глубине у стойки возился буфетчик — он то ли снимал остатки, то ли освобождал тару. Было уже темно. Ещё несколько лёгких столиков с металлическими основами стояли под деревьями, но и они были пусты.

Я взглянул на Анну, она уже вышла из машины — стройная, в строгом длинном платье, похожая на женщину с памятника павшим. Я запер машину, догнал Анну, когда она уже огибала кафе.

— Ты куда?

Мы обошли тёмные пристройки, примыкавшие с обратной стороны подсобные помещения и оказались у грубо сколоченной незапертой двери.

— Видишь, настоящий вход не с улицы. — Сбоку от кафе было припарковано не менее десятка машин.

От неказистого входа шёл узкий, тускло освещённый коридор.

— Сюда, — повела меня Анна.

По обеим сторонам виднелись такие же неказистые двери. Мы прошли несколько метров. В конце коридора я заметил стоявшую в темноте парочку, мужчина что-то объяснял, стараясь говорить как можно тише, женщина колебалась. По её неуверенности можно было сказать сразу, что она пришла сюда с чужим мужчиной.

Анна толкнула одну из дверей — мы оказались на кухне. Худенький, в очках, мальчик-официант поздоровался с Анной, что-то спросил, потом быстро куда-то сходил. Вернувшись, он протёр очки и открыл нам дверь рядом с кухней — кабинет администратора или директора — с двумя столами: обеденным в середине и тяжёлым, двухтумбовым, в углу, с телевизором, тахтой и даже торшером.

— Располагайтесь как дома. Самый лучший кабинет во всём заведении, произнёс он по-русски чисто, без малейшего акцента, и снова протёр очки.

Мне он показался старшеклассником из неполной семьи, подрабатывающим на мытье посуды в третьесортном кафе.

— Шеф передал: для вас, — объявил официант, — есть овощи и рыба. А точнее — шашлык из осетрины. Мы получили небольшую тушку…

Я подумал, что речь, может, идёт о рыбе, которую конфисковали у Вахидова и сдали в общепит.

— Очень хорошо. — Анна обрадовалась.

— Водку, коньяк?

— Я бы выпила сухого.

— А вам? — спросил он меня.

— Мне коньяка. Лимон.

Когда он ушёл, мы посидели молча.

— О чём ты думаешь? — спросила Анна.

— Откуда ты знаешь про «Сахиль»? — Мне отчего-то стало грустно. — Ты приезжала сюда с мужчиной?

— Нет. — Она накрыла ладонью мою руку на столе. — Просто у меня подруга — санитарный врач. Несколько раз мы вместе здесь обедали.

— Там, в коридоре, это все отдельные номера? — спросил — Да. У нас ведь как? Сооружают обычную «стекляшку» — приходи, пей, ешь! А кто пойдёт? Тогда директор правдами и неправдами пристраивает какие-то кабинеты для шеф-повара, администратора, делопроизводителя. Вечером всё превращается в номера.

Постепенно, несмотря на тусклое освещение, глаза её обрели природный светло-синий цвет.

— Какие новости в мире? — спросил я.

— Мир велик, — резонно заметила Анна. — Кроме того, есть макромир и микромир…

— Всё это время я пробавляюсь новостями небольшого, но очень важного для маленького человека мирка.

— А что такое — маленький человек? — спросила Анна.

— Ну, это тот, кто до поры до времени позволяет другим решать его собственные проблемы…

— Тогда я — маленький человек Совсем маленький. Вот та-кой…