Хозяин берега

Впервые он остановил свой черный зрачок на мне, Я заглянул в него и почувствовал затаенную боль, щемящую отверженность и безысходность. Я представил, как старику прокаженному сиротливо на безлюдном острове долгими одинокими ночами, как он уязвим и беззащитен.

"А сейчас, после того, как я уйду, все водные прокуроры страны не смогут его защитить..."

- Завтра Касумов будет на свободе, - сказал я. Теперь я уже спешил. Отвезти вас куда-нибудь? Есть у вас где ночевать?

- А... побуду тут...

Массивная нижняя челюсть старика хищно задвигалась, она казалась чрезвычайно сильной, грубая тяжесть ее как бы уравновешивала пронзительную ранимость глаз.

Я понял, что он не уедет, пока не встретится с Касумовым.

- До свидания!

Я не погнал "Ниву" кратчайшим путем по набережной, а с Баларгимовым, Балой и Гусейном на заднем сиденье сделал короткий крюк через перевал.

С возвышенности Знаменитых Географов на мгновение открылась центральная часть города, окруженного с трех сторон скалами; ниже, науровнезаводскихтруб.у подножия, двигался крохотный, словно игрушечный, тепловозик. Мелькали ставшие привычными похоронные автобусы городских маршрутов. А дальше, близко к воде, виднелись стайки портовых кранов, насыпи щебня, грузовые и рыбоохранные суда.

Еще несколько минут - и мы снова были на набережной.

За нами не было "хвоста".

Капитан "Спутника" встречал нас на трапе.

- Здорово, Садык. - Антонов отдал честь задержанному, потом почтительно поздоровался за руку.

- Здорово, адмирал! - гаркнул Баларгимов. - Здесь-то меня, надеюсь, накормят?

- Что-нибудь найдем... - Антонов взглянул на меня.

- Не сейчас, - отвел я его невысказанный вопрос. - Обед на берегу. И сразу потом отдадим швартовы...

- Маршрут прежний? - уточнил Антонов. - Тот берег?

- Нет. Мы должны выйти по курсу "Советской Нахичевани". Они предупреждены. В море следует обеспечить переход арестованного вместе с конвоем на паром.

- Я готов, - только и сказал Антонов.

- Старший конвоя - мой помощник. - Я показал на Балу. - В мое отсутствие он исполняет обязанности водного прокурора участка.

- Во сколько вас ждать?

- Если в течение двух часов нас не будет, поездка автоматически отменяется.

- Понимаю. - Антонов учтиво наклонил голову, ее положение при этом практически не изменилось, а щеки еще больше покраснели.

Я проехал через центр, мимо казаха, торговавшего дынями. Утром, когда я приезжал к Фурману, перед ним лежало четыре дыни, к вечеру осталось три. Но это не смущало его, и завтра он был готов продолжать свою малоэффективную торговую деятельность.

Я высадил следователя. Гусейн был рад тому, что не едет в командировку.

- Спасибо, Игорь Николаевич.

Я еще несколько минут покрутил по близлежащим улицам и взял курс за город.

- Так мы куда? - Шеф лодок был озадачен. - На метеостанцию?

Мы миновали показавшиеся на берегу здания, вблизи которых был убит Пухов, а потом и место, где стоял когда-то город, нанесенный на карты. Недостоверность здешней жизни, которую я постоянно со дня своего приезда ощущал, шла именно отсюда.

Пыльный участок суши. Несколько проложенных под землей труб, в которых слышен рев каспийской воды. Полный бред. Город, положенный в плотину.

Там, внизу, печи, которые топили хозяйки, стены кухонь и спален; священные домашние очаги; лестницы домов, на которых играли дети, мостовые, перекрестки - все, что сначала вошло в жизнь, а потом разом, бессмысленно, сброшено было в поток

"Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели..." - сказал поэт.

"Ничего не осталось, - снова подумал я, - только рытвины, искореженная земля".

Я свернул к берегу. Тихие овцы лежали на земле спинами друг к другу.

Вода в заливе слегка плескалась, несколько выступавших из моря огромных черных камней метрах в трехстах от берега казались игрушками, плававшими в детской ванне.

- На сигарах пойдем? - Браконьер догадался, а может, просто заметил в темноте дюралевые баки, соединенные с лодкой. - Только сними с меня наручники, прокурор! В наручниках мне как-то непривычно.

- Сниму. Обязательно.

Я обрадовался по-настоящему, когда увидел впереди Мишу Русакова с его разбойной лодкой.

Все было уже готово к отплытию. На баке я заметил прорезиненные комбинезоны, какие носят обычно на сейнерах. Тут же лежали еще три пропахших морем и рыбой тяжелых рыбацких ватника. Я предпочел бы, чтобы они оказались заодно и пуленепробиваемыми.

- Оружие взяли? - продолжал интересоваться Баларгимов. - Если они догонят, без автоматов нечего делать! Перетопят, как котят...

- Не перетопят, - заметил Миша.

Он обернул пленкой привезенные с "Александра Пушкина" кассеты, спрятал в носовом отделении.

Надсадно кричали голодные чайки.

Бала напряженно вслушивался. Я не мог рассмотреть выражение глаз за темными стеклами очков.

- Ты останешься, Бала, - сказал я. - У меня дела на том берегу...

- Но, может, я... - возразил он.

- Ты отведешь машину. Все!

Я снял с Баларгимова наручники, подождал, пока он затянет комбинезон.

Мы отчалили на веслах. Отойдя за камни, Миша Русаков поочередно, один за другим, врубил все четыре мотора "Суд-зуки".

Море наполнилось гулом.