Хозяин берега

— Где он может быть? Не знаете?

— Не знаю, — лгал я. — Может, в аптеке на Шаумяна. Ее не открыли?

— На ремонте!

— Что там у вас?

— Заявитель. Я хотел, чтобы Гусейн на него посмотрел. Ладно, я позвоню позже.

— Орезов тут?

— Тоже куда-то уехал. Я окликнул Гезель:

— Вызови, пожалуйста, капитана судна "Спутник" — Антонова. У нас записан его телефон…

— Антонов? — спросила Гезель. — А имя-отчество?

— Он был понятым по делу Ветлугина. Посмотри. Попроси срочно заехать.

С Русаковым и руководством парома я предполагал связаться самостоятельно.

— Разрешите, Игорь Николаевич?

Показался Хаджинур Орезов в кожаной куртке, с которой он никогда не расставался, с высовывавшимся снизу ремнем, уходившим под мышки, к кобуре.

— Что там случилось, в дежурке? — спросил я.

— Ничего особенного, — он остановился у балюстрады. — Заявитель пришел. Говорит, ночью на пароме у него триста рублей украли. Из каюты. Врет, как сивый мерин. Только не могу понять — зачем? Триста рублей от нас он все равно не получит… — Хаджинур был явно озадачен. — Если бы заявил, что украли документы, — тут ясно!

— Разберетесь… — Меня интересовало другое. — Что с ружьем Ветлугина?

— Интересная история, Игорь Николаевич. — Орезов оживился. — Ружье 141917, которое подняли со дна залива, значилось за гражданином Изутиным. Изутин продал его некоему Яскину, тот — Досову…

— А Досов…

— Нет! Ни за что не догадаетесь! Досов заявил, что ружье, которое ему продал Яскин, у него дома!

— Не понял.

— Сейчас поймете. Поэтому я взял Досова с работы, поехал к нему домой и осмотрел ружье. Тоже шестнадцатого калибра ТОЗ. Но номер другой!

— Не понимаю.

— Я тоже не понял. И повез Досова вместе с ружьем к Яскину…

— Хаджинур! — взмолился я.

— И что же выяснилось? — Срезов, довольный, прошелся по кабинету. Оказалось, примерно года три назад Яскина, пьяненького, задержала с ружьем водная милиция. Ружье отобрали и долго тянули: "Зайди завтра, зайди в конце недели…" А когда вернули, он заметил, что ружье в милиции подменили. Его-то он и продал Досову…

— А ружье, которое отобрали? Хаджинур развел руками:

— Выходит, осталось у кого-то из сотрудников. И исчезло! А потом снова возникло… Теперь уже с морского дна! А перед тем успело выстрелить! Прямо в лоб Ветлугину…

— Любопытно.

Нас прервал звонок Буракова:

— Гусеина еще нет?

— Нет.

— А Хаджинур?

— Сейчас вошел.

— Не задерживайте его, Игорь Николаевич! Он очень нужен…

Разбирательство со лжезаявителем, по-видимому, потребовало больше сил, чем первоначально казалось.

— Сейчас идет… Вот что, Хаджинур, — сказал я, положив трубку. Завтра с утра меня может не быть. Агаева тоже нет… Необходимо организовать конвой в Красноводск. Довиденко перечислил Касумова за нами… Я решил Мазута отпустить.

— Зачем конвой?! Я сам за ним съезжу!

Срезов ушел. Вскоре я тоже спустился к дежурному.

Дежурный — капитан Баранов — выдавал оружие заступавшей на пост смене.

За столом Хаджинур и Бураков продолжали разговаривать с заявителем, плутоватого вида мужчиной с короткой стрижкой. Когда я появился, он внимательно-фиксирующе глянул в мою сторону.

— Где ваши вещи? — спросил его в это время Хаджинур. — Вы что, приехали в командировку без вещей?

— А какое это имеет отношение? Я пришел заявить, что у меня украли деньги… — Он снова взглянул на меня, пытаясь привлечь к разговору. — А вы мне — "где документы, где остановился, где вещи?". Вы мне найдите деньги, которые у меня украли на пароме.

Он явно намекал на нежелание милицейских регистрировать его заявление.

— Будете искать? Или нет? Иначе я ухожу. Бураков смущенно протрубил в поднесенный к носу платок:

— Мы хотим убедиться в том, что деньги действительно были. А вы не позволяете! Хаджинур снова вмешался:

— У вас еще есть деньги с собой? Мужчина поколебался:

— Предположим, есть.

— Покажите…

— А зачем? — Он играл какую-то игру, которую я не был в состоянии понять.

Несколько секунд они препирались. Наконец заявитель достал кожаный новый бумажник, осторожно, чтобы работники милиции не могли видеть содержимое, пошарил пальцем между прокладками…

В ту же секунду Хаджинур ловко выхватил из его рук портмоне, раскрыл. Три купюры — достоинством в сто рублей каждая — упали на стол.

— Триста рублей. — Хаджинур не стал осматривать бумажник, вернул владельцу. — А вы говорите, они пропали!

— Это другие триста! — Заявитель сжал портмоне.

— Значит, вы те триста отделили?

— Да!

— Для чего?

— Просто так!

Он врал, но я не мог догадаться, зачем ему это нужно.

Милицейская система отчетности давно приспособилась под своих малокомпетентных руководителей, периодически встававших у республиканских и союзных министерских штурвалов. "Зарегистрировал преступление — раскрой его, не можешь раскрыть — лучше не регистрируй…" — оборачивалось на практике.

Подошел капитан Баранов:

— Слушаю, Игорь Николаевич.

Мне показалось, он как-то странно, иначе, чем обычно, посмотрел на меня. Что-то неуловимое, разделяющее, возникло между нами с той ночи, когда в милицию приезжали Шалаев и Довиденко, а он, дежурный, принес бутылку "Кер-оглы".

— Закажите для нас каюту на вечерний паром, — сказал я.

Он вздохнул, покачал головой: