— Все равно у меня отлегло от сердца.
Драмжер пожал было протянутую Крисом руку, но внезапно рухнул перед ним на колени. Обняв капитана, он прижался к нему, всхлипывая от чувства невыносимого одиночества.
Всю жизнь он знал, что может опереться на белого, который станет думать за него и руководить его действиями; в случае надобности белый заботился о нем, защищал его. Даже Софи была какой-никакой, а опорой. Теперь, когда ее не стало, он оказался лицом к лицу с враждебным миром. В отчаянии он уповал на Криса — своего белого друга. Крис загородит его от мира, он станет ему защитником.
46
Следующие несколько недель Драмжер был слишком занят, чтобы размышлять о прошлом или будущем. Он похоронил Софи с помощью Криса и полковника Бингема — они были единственными белыми на похоронах, не считая ротного капеллана. Ему тяжело далась дорога до семейного кладбища, которую он преодолел, плетясь за инкрустированным гробом. Потом он в оцепенении наблюдал, как гроб опускали в могилу, вырытую в рыжей земле, между могилами Аполлона и его собственного отца. После смерти Софи попала в положение, ставшее ей привычным при жизни, — в общество негров. Даже в могиле ее матери лежали кости младенца-мулата. Возможно, Софи сама распорядилась бы похоронить ее среди негров… Бросив на гроб несколько комков земли, Драмжер побрел от мертвых к живым, оживая с каждым шагом.
Маленький Драм напоминал о себе, только когда требовал еды. Джеральдина всегда готова была сунуть ему свою разбухшую от избытка молока грудь. Кормилицу вместе с ее мужем Марлоу и многочисленными чадами переселили в брошенную невольничью хижину. Ночи она коротала в кухне, прямо на полу, на соломенном тюфяке, чтобы быть рядом, если Драм заплачет.
Маргарита, добившаяся статуса домоправительницы, затмевала придирчивостью даже Лукрецию Борджиа. Пользуясь своим авторитетом, она пыталась подкупом разлучить Онана и Валентина и принудить кого-нибудь из них делить с ней ложе, но все напрасно — ни тот, ни другой не поддавались на посулы и не боялись угроз. Тогда она взяла себе в любовники неуклюжего паренька по имени Руф из Нового поселка. Не спросив разрешения у Драмжера, она нахально поселила его в Большом доме, найдя для него работу по кухне. Обзаведясь мужчиной, она настолько изменилась, что Драмжер нехотя примирился с присутствием Руфа. Дела в Большом доме шли ни шатко ни валко: кормили домочадцев сытно и вовремя, в углах почти не скапливалась пыль, в доме сновали опрятно одетые, усердные слуги, беспрекословно повинующиеся Маргарите.
Бингем все не покидал Фалконхерст: он хотел помочь Драмжеру в организации в Новом поселке совета «Союзной Лиги», кроме того, ему трудно было расстаться с вкусной кормежкой, уютом и обществом Дульси.
Имелась еще одна веская причина, препятствующая его отъезду: новый бенсонский банк ссужал деньгами обнищавших плантаторов под залог имущества, якобы помогая расплатиться с накопившимися за время войны налогами. Потом неминуемо следовало лишение прав на выкуп, вследствие чего многие плантаторские семьи теряли и скудный домашний скарб, и земли. Драмжер прибрал к рукам плантацию Джонстонов, граничившую с его угодьями, а Бингем положил глаз на плантацию Койна, превосходившую площадью даже Фалконхерст. Он терпеливо ждал, пока банк лишит ее владельцев права на выкуп, твердо зная, что это вот-вот случится, и надеясь победить на торгах и стать — землевладельцем. Он уже строил планы, в которых фигурировала и Дульси, пока же посвящал свое время укреплению Лиги.
Он взял на себя хлопоты по учреждению Совета в Новом поселке, научил Драмжера церемониалу принятия новых членов и сам открыл первое собрание, на котором Драмжер был избран президентом Совета. Далее пошли еженедельные собрания, на которых в Совет Нового поселка принимали негров с других плантаций; постепенно Совет Нового поселка стал наиболее многочисленным и влиятельным среди советов, состоящих из цветных. Бингем присматривал за его деятельностью, кое-что подсказывая, выступая на каждом собрании и внушая людям гордость за их свободу и предстоящее обретение избирательного права, а также уча их гражданским обязанностям, особенно по отношению к республиканской партии. Драмжеру настолько вбили в голову словосочетание «республиканская партия», что она превратилась для него почти что в божество. Республиканцы клялись, что будут гарантами свободы для негров, что предоставят каждому из них по сорок акров земли и по мулу. Заботами республиканцев негры взберутся на одну ступеньку с белыми и станут настоящими гражданами. Разумеется, только республиканцам, а никак не грязным, косным демократам было под силу превратить Алабаму в настоящий райский сад, принадлежащий неграм.