Хозяин Фалконхерста

— Парень хоть куда. — Лукреция Борджиа прыснула, кашлянула и фыркнула одновременно. — Похож на Мида — помните? Ну, не такой жираф, но все равно великан. — Лукреция Борджиа блаженно зажмурила один глаз.

Хаммонд немного помолчал. Драмжеру тем временем вспомнились белый череп и кости, украшавшие хижину старухи Люси. Это было все, что осталось от Мида-жирафа… Драмжер поежился. Хозяин приказал ему:

— Беги на конюшню и передай Большому Ренди, чтобы он запряг лошадей в повозку. Съездим к карцеру, навестим пойманного Лукрецией Борджиа удальца.

15

Хаммонд захлопнул дверь карцера и снова защелкнул замок, не обращая внимания на вопли, раздающиеся изнутри. Перед хижиной собралась целая толпа — в основном детишки, женщины и парочка мужчин, не занятых в поле. Хаммонд махнул рукой, распуская их, и сам помог Лукреции Борджиа погрузиться в повозку, после чего позвал Драмжера. Весь недолгий путь от карцера до конюшни Хаммонд тихонько бранился себе под нос. Он не стал открыто благодарить Лукрецию Борджиа за поимку аболициониста, однако то, что он воздержался от выговора, само по себе служило негласным одобрением обращения, которому она подвергла белого. Обычно рукоприкладство, допущенное негром в отношении белого, сколь бы низким ни было общественное положение последнего, расценивалось как тяжкое преступление. Однако докучливое присутствие этого белого на Юге и его непрошеное вторжение в права и привилегии плантаторов-рабовладельцев лишало его надежд на защиту, предоставляемую цветом его кожи.

У конюшни Хаммонд остановил лошадей и обернулся к Драмжеру.

— Скажи Большому Ренди, чтобы он оседлал для тебя мула. Потом сделаешь вот что: поскачешь в Бенсон, останавливаясь по пути у каждого дома. Подходи к кухонной двери и вежливо спрашивай хозяина. Если его не окажется, проси надсмотрщика. И передай следующее: мол, масса Хаммонд Максвелл шлет господину выражение своего почтения и предлагает ему и мужчинам из его родни встретиться с ним в бенсонской таверне, скажем, — он полез в карман за часами, — в три часа дня. Не забудь сказать, что дело крайне важное. Все запомнил?

— Запомнил, масса Хаммонд, сэр, — ответил Драмжер уже с земли. — Вот как я буду говорить. — Он поклонился, будто обращаясь к незнакомцу. — Масса Хаммонд Максвелл шлет вам, сэр, заверения своего почтения и спрашивает, сможете ли вы и ваши родичи-мужчины встретиться с ним в таверне Бенсона сегодня в три часа дня. Мистер Максвелл говорит, что созывает всех по очень важному делу. — Драмжер еще раз поклонился.

— Сойдет, — сказал Хаммонд. — Поезжай. Когда окажешься у массы Гейзавея, скажи ему, что я попросил накормить тебя и захватить в Бенсон. Выпишу-ка я тебе пропуск, не то тебя станут останавливать патрули. Патрульным передашь то же самое, что господам плантаторам. Я хочу собрать в Бенсоне всю округу. Вернувшись в Большой дом, я отправлю с тем же поручением Брута, но в другом направлении. Ну, не мешкай!

Хаммонд подал слуге клочок бумаги с несколькими наскоро нацарапанными строчками. Драмжер исчез в конюшне и вскоре выехал оттуда на муле.

Оказавшись в одиночестве на дороге, Драмжер испытал неведомый ему доселе восторг свободы. Масса Хаммонд дал ему ответственное поручение. Даже не зная, о чем, собственно, идет речь, он гордился доверенной ему ролью курьера. Поручение было каким-то образом связано с белым узником карцера — в этом Драмжер не сомневался, — но суть оставалась неизвестной. «Аболиционист» — так они называли белого! Значит, он хочет освободить всех рабов. А что, неплохая штука — свобода! Ему бы понравилось поступать по собственной прихоти: спать допоздна, лакомиться на завтрак яичницей с ветчиной, иметь под рукой целую вязанку девок, чтобы забавляться с любой, с какой захочется, владеть имением, вроде Фалконхерста, иметь негра, который наигрывал бы ему на банджо, и еще одного, который прислуживал бы ему за столом.

Однако у медали существовала и обратная сторона: он лишился бы и массы Хаммонда, и миссис Августы, и Большого дома, никто больше не заботился бы о нем, не присматривал, не указывал, как поступить. Ему не к кому было бы тянуться, некого любить, некого уважать. Такая перспектива не вызывала у него воодушевления. В Фалконхерсте ему было спокойно: рядом находились масса Хаммонд и миссис Августа, всегда готовые его защитить. Кэнди делила с ним ложе, Лукреция Борджиа сытно кормила три раза в день, в том числе яичницей с ветчиной на завтрак, если ему этого сильно хотелось. Стоит Кэнди понести от него, как масса Хаммонд даст ему другую женщину, потом еще и еще. На что ему сдалась свобода? Нет уж, так, как сейчас, гораздо лучше! Ведь он не трудится на плантации от рассвета до заката. Это пусть рабы с плантаций бунтуют и требуют свободы, если им это нравится. Он — другое дело: он — Драмжер из Фалконхерста, а это самое завидное положение, в котором только может оказаться чернокожий. Личный слуга массы Хаммонда Максвелла Драмжер! Разлюбезное дело!