Хозяин Фалконхерста

Подмогой ей был Брут, на протяжении многих лет остававшийся правой рукой Хаммонда и не хуже его знавший все тонкости работы плантации. Брут был надежен, честен, умен, работящ, однако, как и Лукреция Борджиа, он был негром-невольником, а следовательно, не пользовался никакой властью, если не получал прямых указаний от хозяина. Оставался еще Драмжер — молодой и неопытный, ревностный слуга, но не опробованный в деле и вообще еще не достигший возраста, когда можно помыкать другими.

Как-то утром, всего за несколько дней до ухода фалконхерстских улан в Бирмингем, Хаммонд уселся у себя в кабинете за покрытый зеленым сукном стол и, вызвав Драмжера, приказал привести Августу и Софи, а потом кликнуть Лукрецию Борджиа с Брутом и сбегать за Аяксом. Вернувшись из конюшни, Драмжер застал Августу и Софи сидящими перед Хаммондом, а Лукрецию Борджиа и Брута — стоящими рядом; через секунду появился и Аякс. Хаммонд подождал, пока он и Драмжер встанут рядом со старыми слугами. Он сильно нервничал и теребил в руках нож для разрезания бумаги. Взгляд его был печальнее, чем когда-либо.

— Я решил собрать вас всех и кое-что объяснить, — начал он. — Через несколько дней мы выступаем. Почти все мужчины из округи Бенсона уходят воевать, так что все остается в руках женщин и слуг. — Он обвел глазами родню и рабов. — Хорошо, что у меня есть и те, и другие. Кажется, я могу на вас положиться.

— Да, сэр, масса Хаммонд, сэр, — закивала Лукреция Борджиа. — Еще как можете, масса Хаммонд, сэр!

Хаммонд нахмурился, недовольный тем, что его перебивают, но неудовольствие хозяина ничуть ее не испугало. Она собиралась сказать еще что-то — он заставил ее умолкнуть.

— Если ты не помолчишь, Лукреция Борджиа, и не дашь мне закончить, то пожалеешь! Или ты вообразила себя здесь хозяйкой? Тогда валяй, будешь майором, а я останусь здесь, при кухне.

Она затихла, и он продолжил:

— В Фалконхерсте не бывало надсмотрщиков с самого моего раннего детства. Мы не выращиваем хлопок, поэтому надсмотрщики нам ни к чему. Я всегда управлялся со всем сам. Но теперь настало время кое-что изменить, хотя надсмотрщики все равно не появятся. Об этом я и хочу со всеми вами поговорить. Наш бизнес — это ниггеры, и так будет впредь. За это мы и сражаемся. Эти сукины дети, северяне, говорят, что ниггеры должны быть свободными, а мы отвечаем: дудки! В Фалконхерсте никогда не болтали об освобождении негров, и теперь не будут. Вы — пожизненные слуги, здесь и разговору быть не может. Мы идем воевать, чтобы так все и осталось, но, прежде чем уйти, я хочу узнать, нет ли у вас жалоб на участь слуг в Фалконхерсте.

Как водится, первой ответила Лукреция Борджиа:

— Сами знаете, масса Хаммонд, сэр, чего же спрашивать? Однажды вы меня продали, а я все равно вернулась сюда. А ведь могла бы сбежать, если бы захотела. Я прожила здесь всю жизнь, здесь и умру.

Хаммонд поблагодарил ее признательным взглядом.

— А ты, Брут? Что скажешь?

— Я как Лукреция Борджиа, масса Хаммонд, сэр. Вы всегда были ко мне добры. Мне не на что жаловаться. И сбегать я не хочу. Скажете мне, что делать в ваше отсутствие, — и я буду честно стараться.

— Я знал, что на тебя можно положиться, Брут. Ты всегда был славным малым. Теперь ты, Аякс. Тебя я собираюсь взять с собой. Там у тебя будет много возможностей сбежать, если у тебя есть такая задумка, поэтому скажи, каково твое мнение.

Аяксу всегда было проще обращаться с лошадьми, чем с людьми, поэтому он не сразу подобрал слова. Наконец он пробормотал:

— Зачем мне от вас убегать, масса Хаммонд, сэр? Кто тогда позаботится о ваших лошадях? Да и обо мне самом? Нет, какое там бегство, масса Хаммонд, сэр! И в Новом Орлеане я никогда от вас не убегал, и теперь не убегу. Никогда!

Довольный этим ответом, Хаммонд повернулся к Драмжеру.

— Ты, Драмжер, еще мальчишка, пострел, тебе подавай одно… Впрочем, ты был послушным боем, и мне хочется знать, что у тебя на уме. Перед отъездом надо во всем разобраться. Ты привязан к Фалконхерсту или дашь деру, как только я выеду за ворота?

Драмжер ретиво помотал головой.

— Никуда я не удеру, масса Хаммонд, сэр, разве что вместе с вами. Мне бы очень хотелось поехать с вами вместо Аякса, но раз вы хотите, чтобы я остался, — я останусь, стану охранять миссис Августу, миссис Софи и весь Фалконхерст.

Хаммонд обвел взглядом слуг. Да, все они были всего лишь неграми — старуха, двое взрослых мужчин, один юноша. Однако он им полностью доверял. Он знал, что они говорят ему правду. Они были такой же неотделимой частью Фалконхерста, как и он сам, и он не сомневался, что при необходимости любой из них сложит за него голову, как поступил отец Драмжера. Они принадлежали ему, были его собственностью, однако между ними и им существовало что-то другое, куда большее. Их верность порождала в его душе отклик: он тоже был верен им и впервые в жизни осознал, что любит своих рабов.