Хозяин Фалконхерста

— Я еще не просил ее руки, maman. Вдруг она не согласится? К тому же она далеко не девица. По-моему, она старше меня лет на пять, а то и больше. Полновата, — он раскинул руки и повел плечами, — и косовата в придачу.

— Аполлон, mon fils, перестань дразнить свою бедную мать! Если ты в нее влюблен, то она должна быть красавицей из красавиц, потому что только такая достойна красивейшего из мужчин.

— Кто говорит о любви, матушка? Любовь здесь ни при чем. Зато, по слухам, она — богатейшая женщина Юга. Пока она даже не знает о моем намерении на ней жениться. Она ни разу меня не видела, но это не важно: я собираюсь жениться, а знает ли она об этом — дело десятое.

— Ты привезешь ее сюда? — в нетерпении спросила Жанна-Мари.

Аполлон покачал головой.

— Нет, жить мы будем у нее. Слыхали когда-нибудь о Фалконхерсте? Это в Алабаме.

Мать неторопливо кивнула, пытаясь вспомнить, с чем у нее ассоциируется это знакомое название.

— Фалконхерст, Фалконхерст… Кажется, знаю. — Она повернулась к негритянке. — Помнишь, Жанна-Мари, как месье Бошер привез из Нового Орлеана негра Вермийона?

— Как же мне не помнить! Вермийон был таким красавчиком! Масса Бошер дал ему Моргану, и у них родился Кловис. Хозяин продал их всех одному приезжему из Арканзаса.

Мадам Беатрис кивнула и опять перевела взгляд на Аполлона.

— Твой отец всегда хотел купить негра из Фалконхерста, а купив, вечно хвастался приобретением, называя эту породу лучшей на всем Юге. Обладание негром из Фалконхерста воодушевляло его. А как он баловал этого парня: особая еда, лучшая одежда, все что угодно! И повсюду таскал его с собой, хвалился им. Я всегда твердила, что бедняге Вермийону больше приходится щеголять без своих нарядов, чем в них. Да, Фалконхерст мне знаком: он не сходил у твоего отца с языка, когда он купил этого негра и даже когда продал. Уж как он гордился, что у него был раб из Фалконхерста!

— Так вот, женщина, на которой я собираюсь жениться, — владелица Фалконхерста.

— В таком случае она сказочно богата!

— Знающие люди говорят, что так оно и есть.

— Но ведь ты ее не любишь, Аполлон! — Мадам Беатрис встала, подошла к сыну, положила руку на его голое плечо. — Во что превратится твоя жизнь с нелюбимой женщиной? О, как я любила твоего отца!

— А он тебя, maman?

— И он меня сильно любил, — твердо ответила она. — И взять Жанну-Мари предложила ему я. В ту зиму я сильно хворала, ты был совсем мал, и я была ему ни к чему. Он не мог жениться на мне и сделать тебя законным сыном, зато отправил тебя учиться на Север, где цвет кожи не имеет такого значения. Он освободил меня и тебя, чтобы ни я, ни ты не оказались на аукционном помосте. Да, твой отец меня любил. И я любила его.

— Он был добрым человеком, Аполлон, — вставила Жанна-Мари.

— А на меня он почти не обращал внимания, — проворчал Купидон.

— Зато он не стал тебя продавать! — сказала его мать с упреком. — Он всех продал, кроме меня, старого Джейсона и тебя. Он позволил мадам Беатрис растить тебя в господском доме. С тобой обращались не как со слугой, а как с родным сыном.

Купидон кротко кивнул, не желая спорить. Аполлон встал и направился в свою комнату, Купидон поспешил следом за ним.

Наверху, в спальне, было жарко. Наглухо закрытое окно заросло паутиной, на которой висели засохшие мухи и осы. Почти всю комнату занимала двуспальная кровать с пологом. На вбитых в стену гвоздях висела старая одежда, которую братья носили, когда навещали родной дом прежде.

— Мне спать здесь, с тобой, как всегда? — осведомился Купидон.

— Другого места все равно нет, разве что на полу, — усмехнулся Аполлон. — К тому же это огромное облегчение — спать рядом с человеком, который не станет донимать меня ночь напролет. Но если ты намерен спать здесь, тебе придется вымыться. Я не терплю, когда от тебя несет потом.

— Почему бы нам не искупаться в реке? Если принять ванну здесь, то пот очень скоро снова будет сбегать по телу в три ручья. А в реке вода приятная, прохладная; солнце уже садится, так что твоя драгоценная кожа не потемнеет.

— Отличная мысль! — Аполлону удалось распахнуть окно, однако в комнате не стало прохладнее. — Пускай твоя мать выдаст нам склянку жидкого мыла. Держи!

Он открыл дверцу высокого шкафа в стиле «ампир» и, найдя два старых полотенца, швырнул одно Купидону, после чего расстегнул свои неопрятные штаны, уронил их на пол и переступил через них.

— Погоди, я тоже раздеваюсь. — Расстегивая штаны, Купидон вспомнил, как часто делал это, чтобы предстать обнаженным перед любопытствующими белыми или перед потенциальным покупателем. К счастью, тут, дома, ему ничто не угрожало.