Во-первых, я могу приготовить яйца-пашот «а-натюрель» по классическому рецепту с закрытыми глазами. Это касаемо яиц и моего интереса к ним. Во-вторых – не подменяй мои желания своими, а их нереализованность видна у тебя на лице за десять шагов. И Венсан на тебя не клюнул, выбрал Сандру. И Дэй, судя по всему, сбежал, – Марта повернулась к ней лицом и, сложив руки на груди, попыталась принять вид гордый и надменный. Судя по реакции Регины, получилось смешно и карикатурно.
Яйца? Ты действительно этим гордишься? Ты не жадная идиотка – ты просто идиотка! Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь и зачем позоришь всю семью своим присутствием. Не могла упустить бесплатный отпуск в Италии?
Какая же ты дура, Регина, – Марта скривилась и вновь повернулась к ней спиной, решив продолжить поиски маяка.
А ты – шлюха и воровка! – крикнула ей в спину лучшая подруженька сестры. Марта запнулась, зацепившись кроссовками об очередной корень, и еле успела выставить перед собой руки, чтобы не посунуться лицом в высокую траву.
Дивный, пряный запах окутал её, отгоняя боль и ярость от слов Регины. Марта сжала пальцы, сгребая землю и мелкие камешки, и не сразу поняла, что её правая ладонь сжимает не только пучок вырванной травы. Она осторожно потянула руку наружу из травяной завесы и тупо уставилась на нож с перламутровой рукояткой, который сжимала побелевшими пальцами. Тот самый нож. А что? Это был вариант! Зарезать Регину, спрятать тело в… Нет, прятать нельзя. Надо выбросить в море. А как? Лодки же больше нет. Марта задумалась. Получалось, что одна она не справится, а звать на помощь некого. Да и стоит ли пачкать остров этой дрянью? Так она поживёт и уедет, а если её убить, то останется навсегда! Марта поёжилась – вот уж дудки! Оставлять Регину в таком чудесном месте…
В следующий миг она ужаснулась собственным мыслям и тому, с какой холодностью обдумывала детали убийства и избавления от тела. Что вообще на неё нашло? Регина была высокомерной дурой со змеиным языком, но если убивать за подобное, то и от самой Марты придётся избавляться. И, очень может быть, что в первую очередь.
Пошла на хер, – Марта встала, отряхнула колени и, подобрав нож, двинулась дальше. Эту пакость, официально именуемую вещественным доказательством, следовало утопить в море! И как тут оказался ножик одного из воришек? У Дэя из джинсов выпал, что ли, в его штанах столько дыр!
Регина осталась стоять за у Марты, улыбаясь вслед. Тонкие пальцы мяли листья банксии, пачка нежную кожу зелёным соком. Босоножки ушли в ясколку до самой земли, словно женщина давила не траву, а чьё-то горло. Ей нравились мысли о том, что от паршивой сестрёнки Сандры можно легко и быстро избавиться с помощью пары лёгких движений. Если бы это было возможно!
Через двадцать минут Марта увидела впереди стройный силуэт маяка и, что было сил, побежала к нему, всё ещё сжимая в руках нож. Остановившись возле старой каменной стены, она с трудом отдышалась и, оглядевшись, воровато сунула нож за маленький миртовый кустик, проросший у подножия маяка. Вот так-то! С собаками если будут искать, то найдут, а вот без собак… Довольная собой, фрау Риккерт направилась обратно к гостевому дому, решив наконец разобраться с волосами самым радикальным способом!
* * * * * * *
Риккардо Буджардини был доволен своей жизнью и жаловался на неё только из-за старого суеверия – если о счастье громко кричать, то оно уйдёт. Поэтому в его рассказах туристы всегда были наглые и жадные, полицейские – ленивые и коррумпированные, женщины – алчные и глупые, а друзья – меркантильные и тупые. Он давно понял – любая жалоба приобретёт достоверный оттенок, если ввернуть в неё намёк чью-то жажду денег. Все их любили, эти монетки, бумажки и славные циферки на экране мобильного телефона, появляющиеся при запросе баланса. Его слушали, кивали и жаловались в ответ, также будучи втайне довольными своей жизнью. В Сан-Эуфемии было трудно ненавидеть бытие! Прекрасная погода, весёлые девушки, щедрые туристы, богатое море, так или иначе позволяющее заработать не только на хлеб, но и на пасту с колбасками и овечьим сыром. И даже то, что в семье именовали «родовым проклятьем», приносило регулярный доход и пищу для размышлений.
Иногда Риккардо подмывало рассказать о семейной тайне кому-то постороннему, поделиться ею, но его всегда останавливал страх того, что это благостное «проклятье» закончится. Шутка ли – как минимум пятнадцать тысяч евро поступало на его счёт ежегодно за выполнение необременительных обязанностей. Три четверти годового дохода за мелочь, занимающую всего несколько часов его времени пять-шесть раз в год. Доставить на остров группу туристов и забрать в определённый срок, и не его это ума дело, что изредка с острова возвращались не все, а на его осторожные вопросы оставшиеся туристы недоумённо пожимали плечами, не в силах вспомнить о существовании своих бывших родственников, друзей или попутчиков.