Хозяин Марасы

Игнат поднялся из зарослей кадении, помахал Лере ладонью, и направился вглубь рощи. Девушка только скрипнула зубами, наблюдая как исчезает среди травы сине-серая шинель, как очертания призрака теряются за деревьями. Тут же стало пусто и будто даже холоднее. Опять злится… Примерно раз в два-три месяца на него находила прежняя хандра и он пытался убедить её «заняться собой». Почему-то это всегда означало найти себе мужика. Лера раз за разом пыталась сказать правду, останавливала сама себя и отбрехивалась тем, что у неё «работа, родители и посуда вон недомытая стоит».

Ладно, не хочешь личное – построй хотя бы финансовое. Бросай ты свой музей, бессребреница, – Ленка никак не успокаивалась. Лера только вздохнула. Ну как она могла сказать, что в музее чувствовала себя на своём месте, что среди сотрудников, каждый из которых имел свои странности, её привычка говорить иногда с пустотой не вызывала никаких вопросов? Так Игнат мог хоть изредка навещать её на работе, а ей не приходилось рисковать, используя в общении с ним записки. Если бы Лера занималась торговлей антиквариатом в дорогом салоне, то это было бы попросту невозможно, а редких минут, проведённых вместе дома, ей было мало. Да, денег платили немного. Да, исполнение мечты уехать на юг откладывалось, но вместе с тем она не теряла ту нить, что связывала её с призраком, и которую так боялась утратить.

Я продаю свои рисунки и картины. У меня издательство недавно иллюстрации заказало. Так что не стоит думать, будто я сижу без гроша в кармане.

Однако на озеро с нами ехать ты отказываешься!

Я коплю на ремонт в бабушкиной квартире. Сделаю его, перееду туда, тогда можно будет и о личной жизни подумать, – Лера использовала тяжёлую артиллерию под названием «наглая ложь, смешанная с правдой». Ремонт в квартире действительно надо было делать, а родители с каждым годом всё больше и больше беспокоились из-за отсутствия у дочери хоть какого-то ухажёра. На её фоне они даже с выбором Федьки смирились и смогли провести пару умеренно успешных семейных встреч. В смысле, напряжённость не исчезла, но посуда больше не летала.

Ты так к старости накопишь. Или дождёшься нового «чёрного августа». Мы из-за подобной политики знаешь сколько с Федькой потеряли? Половину квартиры, не меньше. Копили всё, копили… Ну ладно, сиди тут, не уходи, я побегаю, – Лена споро разобрала обруч, убрала его в сумку и, послав девушке воздушный поцелуй, лёгким шагом двинулась к тропинке.

Проводив изящную фигурку взглядом, Лера неторопливо убрала в плоскую сумку планшет с рисунком и коробку с мелками. Потом, подув на замёрзшие пальцы, тайком достала из внутреннего кармана куртки карандашный набросок, сделанный сегодня утром. Дурацкая, смущённая улыбка расползлась по лицу, а глаза заблестели. Два лица, склонённых близко-близко друг к другу. Два взгляда, сцепившиеся насмерть, и готовые соприкоснуться губы. Себя она рисовала гораздо хуже, чем Игната, всё старание вкладывая именно в его изображение, но всё же не удержалась от лести в свой адрес – нос сделала чуть короче, а волосы длиннее.

Порыв нахального холодного ветра выдернул из чуть ослабших пальцев листок и закружил его в воздухе, вздымая к небу. Лера вскрикнула и попыталась его подхватить. Не получилось. В сердце поселился страх – а что, если его случайно увидит кто-то? Ленка?! А ещё хуже – сам Игнат… Тогда он точно перестанет быть рядом с ней, уйдёт и больше не вернётся.

Она вскочила со стульчика и бросилась следом за уносимым ветром рисунком. Ботинки мяли начавшую жухнуть траву, скользили по влажной земле и грязные капли оседали на вычищенной коже. Леру это не заботило. Главным было догнать листок, переспорить дурацкий ветер. Когда победа казалась уже близкой, а рисунок опустился на поредевшие заросли василистника112, новый порыв, будто издеваясь, поддел листок и вновь погнал его прочь. Лера выругалась и едва не заплакала от обиды и отчаяния.

Хоп-па! – неожиданно что-то тяжёлое пробило листок и тот упал на землю. Девушка тут же сцапала его и запоздало оглянулась, пытаясь понять – кто это сделал. Не сразу, но она увидела расположившуюся под деревом женщину. Немолодая, с наверняка крашеными рыжими волосами, одетая в модную и явно дорогую кожаную куртку с меховым воротником и изящные брюки, та сидела на расстеленном толстом пледе и вязала. Зрелище настолько поразило Леру, что она так и застыла с листком в руке. Женщина подмигнула ей и потянула за зелёную нитку, кончик которой был намотан на её палец. Второй, как оказалось, был закреплён на длинной спице, и именно ею, как дротиком, та и подбила рисунок. – Покажи-ка!