Я с тех пор не был в пещере Хозяина. Во мне сидела глупая и неоправданная уверенность в том, что стоит мне появиться там, время повернет вспять и я снова увижу ухмыляющуюся круглую физиономию нашего мертвого бога. Глупое суеверие. Впрочем, как и я сам.
Каждый день я приходил к нашему подводному аду и садился на край ямы. Почему-то мне кажется, что Хозяин тоже приходил сюда поговорить со своими жертвами. Его извращенная натура подпитывалась человеческими страданиями, он не мог отказать себе в таком удовольствии. Я не оговорился: мы все люди. Клыки и перепонки не превратят человека в чудовище, если нет монстра внутри.
Я приходил совсем по другой причине: это была епитимья, которую я сам на себя наложил. Меня влекло обещание, которое я дал им, тем, кто помог нам справиться с новым Хозяином. Оно до сих пор не было исполнено, и я приходил, смотрел в их глаза и держал ответ. Каждый раз они встречали меня с надеждой, и каждый раз огонь в их глазах затухал. Время шло, а вестей от Мартина не было.
Где-то там, в середине этого страшного места, был Йен. Мой внук таскал ему и его товарищам еду, будто ничего не изменилось и Нэрн по-прежнему кормит яму, а Хозяин подкидывает в нее новых узников. Все мои попытки поговорить с Шоном остались бесплодными. Он сильно, не по годам, повзрослел, стал молчаливым и замкнутым. Кажется, только рядом с Йеном к нему возвращалась мальчишеская непосредственность. Это ранило меня в самое сердце, но я старался не подавать виду. После всего, что пережил мой мальчик, он не мог остаться прежним.
Я мог спуститься и дошагать пешком до центра ямы, но мне была противна мысль идти по спинам живых людей. Я терпеливо ждал, когда Лорна исполнит обещание и отнесет меня к Йену.
Перед рассветом я возвращался к маяку и ждал. Лорна возилась на кухне, разделывая рыбу, а я сидел у проема, ожидая, пока луч восходящего солнца доберется до земли под моими ногами. Тогда я осторожно высовывал руку и потом полдня с досадой смотрел, как исчезает ожог на моей коже. Ничего не менялось, но я с упрямством, достойным лучшего применения, изо дня в день повторял этот бесполезный ритуал.
В первый день я пришел к яме и сел на край. Под моими ногами лежали живые обрубки. Большинство безучастно смотрели вверх. За долгие годы бессмысленного и безвольного существования у них пропал интерес ко всему, даже к собственной судьбе. Один из них, незнакомый мне молодой парень, задрал голову, чтобы рассмотреть меня.
– Это вы? Долго вас не было… Или недолго. Тут не поймешь, – сказал он.
– Давно вы здесь? – спросил я.
– Не знаю, не спрашивайте про время. Здесь нет дня, нет ночи, есть редкие события и долгие промежутки между ними. – Он мечтательно улыбнулся. – Сколько же я тут… Когда Хозяин доел мою последнюю ногу, вас еще не было, а Нэрн был. О-о! Это выродок пострашней Хозяина. О, простите, я не представился, – сказал он с напускной веселостью, – энсин военно-морского флота Ее Величества Дэннис Кэллаган, к вашим услугам, сэр! С радостью отдал бы честь, да вот незадача: нечем.
– Капитан торгового флота Дональд МакАртур, – ответил я и удержал руку, чтоб не приложить ее ко лбу. Пусть мы оба калеки, но руки и ноги у меня все же есть. – Бывший капитан. Ее Величество умерла, года два уже как. Нами правит Его Величество Эдуард Седьмой.
– Эдуард? – удивился Кэллаган. – А что случилось с Альбертом? Надеюсь, он в добром здравии.
– Это он и есть. Эдуард – имя, которое наследник принял при коронации. Сейчас не лучшие отношения с Германской империей, чтобы британский монарх носил немецкое имя.
Мы разговаривали всю ночь. Кроме Кэллагана, еще несколько бывших охотников повернули головы и жадно ловили новости из недоступного большого мира. Остальные, коих было неисчислимое множество, лежали, безучастно глядя в мутную воду над ямой.
– Не удивляйтесь, Дональд, – сказал Кэллаган, перехватив мой взгляд, полный тоски. – Отсюда нельзя выбраться: тут нет ни смерти, ни спасительного безумия. Когда угасает надежда на чудо, с ней уходят желания, мечты, мысли. Тело перестает шевелиться, глаза видеть. Большинство здесь такие. Когда-нибудь и я устану надеяться.
Я молчал, не зная, что сказать, и опасаясь того, что он может попросить, но Кэллаган мечтательно улыбнулся.
– Знаете, Дональд, ваша битва с Нэрном расшевелила потерявших надежду. Многие из нас попали сюда по его прихоти. Ненависть может поднять из мертвых, но не вернуть к жизни. Нэрн сдох, ненавидеть больше некого. Все, кто яростно клацал челюстями, снова безучастно смотрят на проплывающих рыб. Нет, сэр, жить ненавистью – это топить печку динамитными шашками вместо дров, а откуда тут, под водой, взяться сухим дровам?
– А под дровами вы подразумеваете любовь?