– О да, сэр, я стал настоящим философом. Способность думать – единственное, что у меня не смог забрать Хозяин. Как жаль, что алмазные копи моих мудрых мыслей исчезнут на дне этой ямы. У вас нет на примете симпатичной стенографистки, способной дышать под водой? – Он невесело рассмеялся. – Не слушайте меня, Дональд, в моих словах нет ничего, кроме желчи, а вместо глубокомысленных рассуждений я все время вспоминаю всякие глупости вроде запаха маминого орехового пудинга или какими теплыми были пальцы милой кузины Констанс, когда она опиралась на мою руку…
Он осекся, и я задрал голову, разглядывая мутную взвесь, вечно висящую над ямой. Моя жалость сделает его участь еще горше.
– Дональд, – сказал Кэллаган, неловко замявшись. – Вы не могли бы сделать мне небольшое одолжение?
Я посмотрел ему в глаза и тут же стыдливо отвел взгляд.
– Нет, Дэннис, простите.
– Сэр, – взмолился он. – Для вас это одно короткое движение, для меня – конец вечного кошмара.
– Я не могу, понимаешь, не могу больше убивать. Даже во благо.
Глаза, горевшие надеждой, погасли.
– Зачем тогда вы пришли? – Кэллаган отвернулся, и, хотя он не нуждался в ответе, я сказал:
– Не было дня, минуты не было, когда бы я не думал об этой яме и ее пленниках. Я перебрал все возможные и невозможные способы. Хотел построить закрытую лечебницу, в которой доверенный персонал ухаживал бы за вами…
– О нет, сэр, избавьте нас от таких благодеяний! – с горечью рассмеялся Кэллаган. – Менять одну тюрьму на другую? Жить вечно под взглядами, полными жалости и отвращения? Привязываться к смертным и смотреть, как они стареют и умирают, а я, бесполезный кусок мяса, буду вечно влачить свое тоскливое существование? Пощадите, Дональд! Бог сделал нас смертными не потому, что он жаден, а потому, что милосерден. Смерть – лучшее, что вы можете нам подарить. Думайте, мистер МакАртур, думайте. Каждый в этой яме, кто еще способен что-то чувствовать, надеется на вас.
От резких слов Кэллагана кровь бросилась в лицо.
– Я не обязан! – сказал я, поднимаясь на ноги.
Как часто бывает, боль, которой я решил наказать себя за бездействие, оказалась много сильнее, чем я ожидал. Словно благодетель, развлекающий разговором умирающего от голода человека, я пришел к этим несчастным и ждал благодарности. Я был оскорблен, но еще более разочарован в себе: разбитые ожидания высветили мою душевную убогость во всей красе.
– Не обязаны, сэр, – сказал Кэллаган виновато, – но вы благородный человек и не сможете бездействовать. Простите мои слова, это просто дерзость обреченного, уставшего от мук.
– Поверьте мне, Дэннис, я приложу все силы к тому, чтобы прекратить ваши мучения, но перед тем я хочу, чтобы каждый человек здесь мог сам решить: жить ему или умереть. Вы мне поможете?
Я заглянул ему в глаза. Он лежал затылком ко мне поперек груди безучастного ко всему бородача. Чтобы видеть меня, Кэллагану пришлось выгнуть спину. Наверное, он мог бы, извиваясь туловищем, принять более удобное положение, но гордость не позволила ему беспомощно барахтаться у меня на глазах. Решимость в его взгляде сменилась сомнением. Я ободряюще улыбнулся, и Кэллаган отвел глаза.
В один из дней, когда я сидел на краю и виновато молчал, рядом со мной опустилась Лорна.
– Дон, ты представить себе не можешь, чего мне стоило сюда приплыть, – сварливо сказала она.
– Прекрасно представляю, – ответил я. – А теперь, чтобы твои муки не были напрасными, отнеси меня к Йену.
Лорна обреченно вздохнула и, бормоча проклятья, подхватила меня под мышки. Как раньше обитатели ямы молили: «Убей меня, Нэрн!», – так теперь они вопрошали: «Когда, МакАртур?», но я пока ничем не мог их обнадежить. Лорна аккуратно опустила меня в середине. Подо мной оказались чьи-то спины, но я ничего не мог с этим поделать. Йен лежал на боку, опираясь на футовую культю – редко кто в яме владел таким богатством. Хозяин обычно отгрызал руки до плеч.
– Рад видеть тебя, Дон! – сказал он. Я не услышал в его голосе радости встречи со старым другом, да и сам чувствовал себя неловко.
– Я тоже, дружище! Вот уж не думал, что встречу тебя здесь. Где Шон? – задал я вопрос, который, чего душой кривить, беспокоил меня больше всего.
– Охотится где-то. Обещал притащить огромного тунца, хвастунишка, – улыбнулся Йен. – Все-таки непостижимы человеческому уму замыслы Господни. Не попади я в яму, от твоего внука и костей бы не осталось. Хорошо, что Нэрн кинул Шонни мне. Мои ноги в обмен на жизнь твоего мальчика – ерунда.
Лицо мое вспыхнуло в остром приступе стыда, который всегда испытывает здоровый человек рядом с калекой. Мое смущение не ускользнуло от Йена.
– В том нет твоей вины. Я попал в яму давно. Не раз видал тебя на берегу. Думал кинуть весточку по старой дружбе. То-то б ты удивился. – Он невесело рассмеялся.
– Ты ведь уходил в дальнее плавание на пароходе из Глазго.
– Уходил и даже вернулся в Мангерсту. Меня высадили ночью в бухте, но от моря отойти я не успел. А ты как сюда попал?
– Нанялся смотрителем на маяк Эйлин-Мор.
– В самое логово Хозяина.
– Кто ж знал. – Я пожал плечами.