Хозяин Севера

Сказав «да» — сказав, что я останусь здесь на месяц, я мысленно готовила себя к нескончаемому кошмару длинною минимум в месяц. К продолжению того кошмара, в котором я уже жила последние два дня.

Больше всего я, конечно, боялась общей постели — несмотря на то, что с момента моего пробуждения в лесном домике, Герман больше ни разу не причинил мне боли, я всё равно дико боялась того монстра, в которого он иногда превращался. Да и без монстра... его способы лечения не слишком мне подходили — и более всего меня смущал не сколько сам «способ», с помощью которого он тогда меня вылечил, сколько то, что он сделал это без моего согласия.

Сейчас, когда я окончательно пришла в себя, именно это почему-то больше всего меня и злило — Герман, по какой-то одному ему ведомой причине, считал себя ответственным за мою жизнь, моё здоровье, моё благополучие.

Как родители, которые воспитывая своих детей, не разрешают им есть много сладкого, но требуют доедать все овощи на тарелке; или заставляют своих детей ложиться спать неизменно не позже девяти вечера — так и Герман вёл себя по отношению ко мне порой очень авторитарно, буквально диктуя мне то, что я должна делать, а чего не должна.

По крайней мере, так было после моего пробуждения в лесном домике.

Так было в том большом особняке, куда он привёз меня после...

… и я с ужасом думала, что также будет и в Мурманске.

Но вопреки моим ожиданиям, существование с Германом в одной квартире оказалось почти сносным.

Почти.

Герман, ожидаемо, не оставил мне много «личного» времени, практически всегда находясь рядом со мной. Он даже каждый день привозил и забирал меня с работы, перезнакомился со всеми моими коллегами ( чем привёл их всех в неописуемый восторг, так как выяснилось, что фамилия Германа — Левицкий, и он оказался тем самым Левицким о котором с придыханием говорили во всём Мурманске) — в общем, я чувствовала себя всё время «под колпаком», но, тем не менее, я могла ходить на работу, могла общаться с коллегами — и это уже было немаловажно.

Правда, если в рабочие часы у меня ещё было какое-то слабое подобие свободной жизни, то после окончания рабочего дня я послушно шла в машину Левицкого — и на этом моё отдельное от Германа существование заканчивалось.

Мы вместе ходили в магазины, вместе развлекались походами в рестораны и кино, вместе тренировались в спортзале.

То есть как тренировались... Когда Герман узнал, что я записана в ближайший от дома спортзал, мне тут же очень вежливо объяснили, что как жена Альфы я не могу больше посещать подобные заведения.

— Почему? — удивилась я, непонимающе посмотрев на Германа.

Меня тут же снова резануло по уху то, с каким апломбом он произнес «жена Альфы» — после этого и дураку было бы понятно, что этот статус не изменится через месяц и уж точно внезапно не исчезнет, а значит, обещание Германа отпустить меня через месяц, он вряд ли выполнит.

«Но ведь Герман не говорил, что ты перестанешь считаться его женой», — не согласился со мной мой же собственный внутренний голос. — « Зато он говорил, что за это время он станет лучше контролировать своего внутреннего монстра...»

Возможно, всё так... Возможно, Герман возьмёт под полный контроль своего зверя — и благодаря этому сможет дать мне возможность уехать, куда я хочу...

Что ж, мне только и оставалось, что надеяться на это чудо.

Но пока целый месяц, который мы должны были провести вместе, в одной квартире, ещё только начинался, я озаботилась малыми, но необходимыми для меня вещами — тем же спортзалом, к примеру.

И дело было даже не в том, что я долго и усердно работала, чтобы привести свою фигуру в порядок. А в том, что физические упражнения в какой-то момент из мучений превратились для меня в способ выплеска своих страхов, сомнений, ненужных мыслей... Поэтому я не могла представить себе целый месяц без тренажёров. Одно дело, если бы на улице уже сошёл снег и можно было бы заняться бегом на улице...

— Герман, так почему мне нельзя ходить в спортзал? — переспросила я, поскольку на мой первый вопрос он так и не ответил. — Кажется, ты и сам вроде спортзалы уважаешь.

Я кивнула на его мускулистую фигуру, которую невозможно было поддерживать без значительных усилий.

Левицкий , тяжело вздохнув, тут же протянул ко мне свои загребущие руки.

— Наташ, во-первых, мы можем легко обойтись и без спортзалов: для нас человеческие тренажёры всего лишь игрушечные забавы.

— Но я-то человек!

— Для нашего мира ты... как царица, понимаешь? — Герман всё таки ухитрился схватить меня и прижать к себе. — Ты теперь главная самка.

— Я же не ваша, как это... не Альфа-самка, с чего это я главная?

— С того, что ты моя, — недовольно рыкнул Герман. — И на тебя не должны глазеть другие самцы — если, конечно, они хотят остаться в живых.

Поёжившись, я постаралась выбраться из его объятий.

— Герман, я же хожу на работу, общаюсь с людьми...