Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

Короткий период между всплеском государственного террора в 1932–1933 гг. и новым ужесточением «генеральной линии», последовавшим за убийством С. М. Кирова 1 декабря 1934 г., по многим признакам может рассматриваться как своеобразное «потепление», разумеется, в рамках системы, сложившейся в 1930-е годы. По мнению М. Я. Гефтера, это было время упущенного выбора, выбора между новым кровопролитием, продолжением прежнего курса и нормализацией, «антифашистской демократизацией сталинского результата»[409]. Целый комплекс внутри и внешнеполитических причин не позволял далее, как выразился Сталин на пленуме ЦК партии в январе 1933 г., «подхлестывать и подгонять страну». По существу, это был отказ, тихое и официально не признанное отрицание (в ряде пунктов даже осуждение) курса первой пятилетки. Оплаченное миллионами жизней и огромными экономическими потерями осознание невозможности продолжения «большого скачка» привело к заметной корректировке экономической, социальной и, соответственно, карательной политики, корректировке, которая запоздала, по крайней мере, на несколько лет. В данной главе делается попытка исследовать суть и механизмы этого нового политического поворота, выяснить, какими были те силы в руководстве страны, которые способствовали (или, возможно, препятствовали) его реализации.

Составляющие нового курса

Одержанная в период голода победа над крестьянством на самом деле была похожа на поражение. Несмотря на огромные усилия и жестокость реквизиций, не подтвердились расчеты Сталина на то, что хлеб в деревне был, и крестьяне просто прятали его от государства. План хлебозаготовок так и не был выполнен. Государство получило из урожая 1932 г. хлеба почти на 20 % меньше, чем в неурожайном 1931 г.[410] Еще более глубоким был провал животноводства. Даже по официальным данным, производство мяса с 1928 по 1932 г. упало с 4,9 до 2,8 млн тонн, молока — с 31 до 20,6 млн тонн, яиц с 10,8 до 4,4 млрд штук[411]. Это означало, что население в самом лучшем случае могло рассчитывать на хлебно-картофельный рацион. Вопрос стоял предельно остро. Если доведенные до максимума жестокие меры в деревне не смогли обеспечить потребности страны в продовольствии, то что делать дальше? Продолжение политики продразверстки было чревато постоянным воспроизводством голода.

Для того чтобы оправдать очевидную деградацию сельского хозяйства Сталин пытался акцентировать внимание на успехе индустриализации. С этой целью в январе 1933 г. он объявил о досрочном выполнении пятилетнего плана за четыре годы и три месяца. Однако это было ложью, что Сталин хорошо знал. Пятилетка по всем ключевым параметрам не была выполнена вообще. Большинство целей плана даже по приоритетным отраслям тяжелой промышленности оказались в лучшем случае достигнуты в годы второй пятилетки, а многие только после войны. Например, производство чугуна (это был основополагающий показатель, который использовался как основа планирования темпов развития всей индустрии) в 1932 г. достигло 6,2, а в 1933 г. 7,1 млн тонн по сравнению с 17 млн тонн по плану. На уровень 17 тонн советская индустрия в довоенные годы не вышла вообще, достигнув этого показателя между 1949 и 1950 гг. Задания по производству тракторов и автомобилей, установленные на 1932 г., на самом деле были достигнуты в 1956 и 1957 гг. и т. д.[412] Еще хуже выполнялся план в отраслях легкой и пищевой промышленности, которые вообще не получали ни достаточного финансирования из государственного бюджета, ни сырья от разрушенного сельского хозяйства. На низком уровне (особенно по сравнению с заданиями пятилетки) были реальные качественные показатели. Производительность труда в крупной промышленности в 1932 г. снизилась даже по сравнению с 1928 г. Реальная заработная плата в промышленности по сравнению с 1928 г. снизилась от 30 до 50 %. Полный провал постиг все социальные программы первой пятилетки[413].

В совокупности все это ставило под вопрос реальность наращивания индустриального потенциала вообще. В новых условиях, в очередной раз Сталин оказался перед развилкой политического курса, на которую уже не раз попадали большевики. Противники Сталина, например, Троцкий, открыто призывали его к изменению политики. На январском пленуме ЦК ВКП(б) Я. Э. Рудзутак обрушился на «клевету» Троцкого, который объявил, что 1933 г. должен стать в СССР «не годом наступления, а годом капитального ремонта»[414]. Однако эти обличения были лишь маскировкой того факта, что под напором обстоятельств сталинское руководство было вынуждено сделать то, что нужно и можно было сделать несколько лет назад.