Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

Важной составляющей «умеренного» курса было некоторое ослабление репрессивной политики, решение ввести государственный произвол в некие предсказуемые рамки. Ключевую роль в этом процессе сыграла инструкция ЦК ВКП(б) и СНК СССР партийным, советским работникам, органам ОГПУ, суда и прокуратуры от 8 мая 1933 г. Инструкция отменяла массовые выселения крестьян (устанавливала только индивидуальные выселения активных «контрреволюционеров», причем в рамках установленных лимитов — 12 тыс. хозяйств по всей стране), запрещала производить аресты должностным лицам, не уполномоченным на то по закону, а также применять в качестве меры пресечения заключение под стражу до суда «за маловажные преступления». Был установлен предельный лимит заключенных в местах заключения Наркомата юстиции, ОГПУ и Главного управления милиции (кроме лагерей и колоний) — 400 тыс. человек вместо 800 тыс., фактически находившихся там к маю 1933 г. Осужденным на срок до 3 лет инструкция предписывала заменить лишение свободы принудительными работами до одного года, а оставшийся срок считать условным[418]. Для осуществления этой директивы во всех республиках, краях и областях были созданы специальные разгрузочные комиссии, а общее руководство операцией осуществлял нарком юстиции РСФСР Н. В. Крыленко. С 10 мая по 30 июня 1933 г. из мест лишения свободы были освобождены более 363 тыс. заключенных, а с 10 мая по 6 июля вывезены в лагеря более 52 тыс. и в трудовые поселки — около 9 тыс. заключенных[419]. 19 июля 1933 г. Крыленко доложил Сталину и Молотову, что на 10 июля 1933 г. в местах лишения свободы всех систем (НКЮ, ОГПУ, кроме лагерей, и Главного управления милиции) содержалось 397 284 человек, т. е. задача, поставленная директивой от 8 мая 1933 г., была достигнута[420].

Реализация инструкции от 8 мая, хотя принципиально не изменила общие принципы сталинской карательной политики, фактически означала отказ от планов широкомасштабной чистки и создания новой двухмиллионной, а затем миллионной сети трудовых поселений, которые вынашивались в разгар кризиса. Массовые выселения крестьян были прекращены, высылка в трудовые поселения осужденных на небольшие сроки и «городского контингента» осуществлена лишь в некоторой степени. Сталинское государство не имело ресурсов для обеспечения своих репрессивных аппетитов. В первое время после принятия инструкции от 8 мая 1933 г. руководство ОГПУ старалось лишь минимально снизить первоначальный миллионный лимит новых трудпоселков. 15 мая 1933 г. Ягода просил правительство выделить ресурсы на 746 тыс. трудпоселенцев[421]. Однако после различных согласований уже в июне 1933 г. были определены новые лимиты — 550 тыс. трудпоселенцев[422]. 21 августа 1933 г. эти планы были официально утверждены постановлением СНК СССР «Об организации трудовых поселений». В нем предусматривалось направить в трудовые поселки ОГПУ Западной Сибири и Казахстана в течение 1933 г. 550 тыс. человек, а именно: в дополнение к 124 тыс. трудпоселенцев, прибывших на место и находящихся в пути, 48 тыс. «кулаков» с семьями, высылаемых в порядке реализации инструкции от 8 мая, а также 378 тыс. осужденных на сроки от 3 до 5 лет и членов их семей[423].

В глазах высшего руководства страны планы создания трудовой ссылки могли быть дополнительно дискредитированы также скандалом вокруг назинской трагедии, о которой говорилось в предыдущей главе. В сентябре 1933 г. в Москве получили адресованное на имя Сталина уже цитировавшееся письмо В. А. Величко. По поручению Кагановича, который в этот период регулировал работу Политбюро вместо находившегося в отпуске Сталина, письмо Величко было разослано членам Политбюро. Поскольку письмо было адресовано Сталину, Каганович вряд ли бы предпринял такой шаг без согласования с ним. Подписи на письме Величко свидетельствуют, что, помимо Кагановича, с ним ознакомились Молотов, Калинин, Куйбышев, Микоян. 23 сентября 1933 г. Политбюро поручило проверку письма Величко члену президиума ЦКК, заместителю наркома рабоче-крестьянской инспекции Н. К. Антипову[424]. По указанию из Москвы обстоятельства дела расследовала специальная комиссия Западно-Сибирского крайкома партии, в целом подтвердившая сообщение Величко. В результате в конце 1933 г. несколько работников органов ОГПУ, непосредственно причастных к событиям в Назино, были осуждены или получили взыскания[425]. Как обычно, все закончилось поиском рядовых «козлов отпущения». Однако и такое решение, а не отправка письма Величко в архив, свидетельствовали о том, что назинская трагедия смутила «закаленных» членов сталинского Политбюро. Как справедливо отмечает С. А. Красильников, сигнал Величко дискредитировал саму политику «очистки» городов от «деклассированного элемента». Величко убедительно показал, что в ходе этой акции было выслано много людей, случайно попавших под облавы ОГПУ, в том числе коммунистов[426].