Не ограничиваясь «организационным укреплением колхозов» при помощи срочно созданной сети политотделов МТС, правительство было вынуждено пойти на те незначительные уступки крестьянству, которые в течение нескольких лет до этого обсуждали даже вполне лояльные партийные функционеры, а многие низовые работники пытались реализовать на практике. Фактически согласившись с пагубностью продразверстки, 19 января 1933 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли совместное постановление, вводившее твердые нормы сдачи зерна государству (принцип продналога). Согласно постановлению, не позднее 15 марта каждого года колхозам и единоличникам вручались обязательства о погектарных нормах и сроках сдачи зерна. Устанавливались предельный уровень поставок — треть валового сбора хозяйства при среднем урожае. Оставшимся после этого и ряда других отчислений зерном производитель, как обещалось, мог распоряжаться по своему усмотрению. Принципиальное значение имел пункт, согласно которому местным органам власти запрещалось предъявлять встречные планы, являвшиеся символом полной непредсказуемости государственной политики в деревне и основным рычагом фактической продразверстки. На практике это постановление никогда не выполнялось в том виде, как было провозглашено. Однако в сочетании с другими компромиссными мерами оно сыграло свою роль в преодолении крайних эксцессов государственных заготовок.
Первое место среди этих компромиссных решений занимали, несомненно, провозглашенные в том же 1933 г. государственные гарантии развития личных подсобных хозяйств крестьян. В феврале 1933 г. на первом съезде колхозников-ударников Сталин пообещал, что государство в течение одного-двух лет поможет каждому колхозному двору приобрести по корове[415]
. В августе 1933 г. было принято постановление о помощи бескоровным колхозникам в приобретении 1 млн телок[416]. По сравнению со многими миллионами голов, которые были обобществлены и уничтожены в процессе коллективизации, это, конечно, была капля в море. Однако постепенное расширение личных хозяйств имело для деревни принципиальное значение, составляло основу нового компромисса между государством и крестьянством. Власть, скрепя сердце, согласилась на эту вынужденную уступку антиколхозного характера. Для крестьян же их небольшие личные хозяйства превращались в определенную гарантию выживания в тех случаях (на самом деле, в большинстве случаев), когда за работу в колхозах они не получали даже прожиточного минимума.Под давлением кризиса сталинское руководство было вынуждено пойти и на существенные изменения курса индустриализации, отказавшись (вновь с большим опозданием и после огромных невосполнимых потерь) от политики форсированного расширения фронта строительных работ. Уже на январском 1933 г. пленуме ЦК ВКП(б), провозглашая развертывание новых классовых битв, Сталин тем не менее пообещал, что во второй пятилетке темпы промышленного строительства будут значительно снижены. В отличие от многих других этот лозунг вскоре действительно начал воплощаться в жизнь. Когда в начале 1933 г. хозяйственные ведомства начали по обыкновению выбивать дополнительные капиталовложения, изменяя принятые планы явочным путем, руководство страны проявило твердость. После жалобы Госплана Политбюро 2 марта 1933 г. вынесло строгое решение: «Ввиду попыток отдельных наркоматов установить объем капитальных работ на 1933 год в большем размере, чем это соответствует общей сумме финансирования капитальных работ в 18 миллиардов рублей, как это установлено январским Пленумом ЦК и ЦКК, Политбюро указывает на безусловную недопустимость таких попыток»[417]
. Сокращение до более разумных пределов финансирования капитального строительства являлось важнейшей предпосылкой относительного экономического оздоровления и создавало условия для более эффективной работы промышленности.